История одной истерии

— Если вашей дочери угрожает опасность, то не важно, на какие тонкости мы наткнемся при расследовании. — Жорик и тут решил не давать издателю поблажки. — Девочку нужно выручать. Поверьте, жизнь намного ценнее общественного мнения. Правда, пока я не вижу повода для беспокойства. Предупредила письмом и уехала. Что тут необычного?

— Погодите! — вдруг обнаружила кое-какую нестыковку я. — Не странно ли, что при наличии постоянного парня Лариса имеет еще и кавалера, который открыл вам с Ксенией наличие этого ресторана?

— Или вы кривите душой, или вы никогда не были двадцатилетней барышней, — на миг задумавшись, ответил мне Шумилов. — В этом возрасте у них столько сердец, что появление даже дюжины любимых не может выглядеть подозрительным. Полиция, кстати, тоже считает, что дело в каких-то любовных шашнях. Но я уверен, что нет. Здесь дело намного серьезнее, чем «любит-не-любит». В противном случае Ксения объяснила бы мне, что происходит. Если дочь что-то скрыла от меня, значит, речь идет о чем-то куда более серьезном, чем сердечные дела подруг.

Глядя на Шумилова, я не удержалась от улыбки. Безусловно, он говорил глупости. Но та искренность, с которой он в них верил, не могла не тронуть.

— Наше расследование не сдвинется с места до тех пор, пока вы не откажетесь от своих иллюзий, уважаемый заказчик. — В отличие от меня, Георгий не собирался щадить идеалы издателя. — Произойти могло все, что угодно, и знать наверняка мы можем только то, о чем говорят факты. Пока факты указывают на то, что необходимо разобраться в личной жизни исчезнувших. Давайте же наконец посмотрим письмо Ксении.

Шумилов, смирившись, достал письмо.

— Не уверен, что вам стоит его смотреть, я мог бы пересказать его вам, ведь я знаю его наизусть.

Георгий практически силой вырвал лист из рук издателя.

Дорогой папа! Не волнуйся и не думай ничего плохого. Мне нужно уехать. Тайно. Как будто бы тоже исчезнуть, понимаешь?

Не беспокой родственников и сам не ищи меня. Не переживай, со мной все в порядке. Но остальные должны думать, что я пропала, как Лариса и Алла. Ладно?

Никому не показывай это письмо.

Как только все прояснится, я обязательно расскажу тебе все подробности. Только не предпринимай ничего самостоятельно. Заклинаю!

Твоя Ксю.

Я смотрела на листок и в который раз убеждалась, что Георгий все делает правильно. Нам действительно нужно было увидеть это письмо. Совершенно необходимо. Сомнений не оставалось: и это письмо, и записки с угрозами мне и Зинаиде Максимовне писала Ксения. Дочь Шумилова наверняка знала что-то, что могло вывести на остальных пропавших актрис. Возможно, поэтому она и вынуждена была исчезнуть. Боялась, что эта информация может дорого стоить. Если, конечно, Ксения сама не виновна в исчезновении подруг.

Глава восьмая

О том, что если треугольник не Бермудский, то ничего таинственного в нем нет

— Вы говорите чушь. Чушь! Вы несете полную ерунду… — как заведенный повторял Шумилов, после того как я, памятуя про наш договор об откровенности между участниками следственной группы, рассказала, что почерк текста письма и записок с угрозами один и тот же. — Если даже и так, то давайте забудем об этом. — Смирившись с очевидным, издатель решил корректировать цели. — Я, конечно, не верю, что Ксеня могла совершить что-то плохое, но если вдруг в самом деле это так, то я не думаю, что должен вмешиваться. Это очень глупо, что я нанимаю детектива, дабы разоблачить собственную дочь.

— Детективов, — автоматически поправила я.

— Может, чтобы разоблачить, а может, чтобы спасти, — резонно заметил Жорик. — Из-за вашего чистоплюйства и внезапно проснувшегося принципа невмешательства мы можем упустить что-то важное. Для всех быть хорошим сложно, так будьте хотя бы честным. Думаю, надо раскопать правду, какой бы она ни была. Впрочем, мне все равно. Решать вам, и ваша совесть будет потом или благодарить, или терзать вас за принятое решение.

— Совесть — это не страшно. Гораздо больше я волнуюсь за реакцию дочери. Впрочем, вы ведь уже знаете, что записки писала она, и наверняка не станете об этом молчать. Расскажете полиции?

Жорик утвердительно кивнул, и издатель кинул на него такой ненавидящий взгляд, что я побоялась нового обострения их взаимной неприязни.

Но ничего плохого не случилось. На этот раз ситуацию спасла… Зинаида Максимовна.

— Счастлива приветствовать! — по-мужски пробасила режиссерша, оглушая раскатами своего громоподобного голоса добрую половину городского парка. С видом завсегдатая она подтянула к себе один из поплавков с парочкой кресел.