Как и прежде население делилось на сословия. К привилегированным относились дворянство (624 тыс. человек или 0,5 % всего населения страны), духовенство (215 тыс. человек), купечество (119 тыс. человек), образованное в 1832 г. сословие «почетных граждан» (к нему причислялись дети личных дворян, университетские профессора, ученые, деятели культуры и искусства). Полупривилегированным считалось казачье сословие, при Александре I окончательно превратившееся в особую военно-служилую корпорацию, наделенную рядом прав и преимуществ (особый порядок отбывания воинской повинности, освобождение от подушной подати и др.). К податным сословиям относились однодворцы, крестьяне (владельческие (помещичьи), государственные и удельные), цеховые ремесленники и мещане. Также по сути полупривилегированным сословием до 1866 г.[33]
являлись однодворцы – потомки служилых людей, живших на южных укрепленных линиях. Как и казаки, они считались военнообязанными и подчинялись военному ведомству, но в отличие от них облагались податями. До 1840 г. однодворцы имели право владеть крепостными крестьянами. По сути полупривилегированным сословием были купцы 1-й и 2-й гильдий, платившие подати, гильдейский сбор и выполнявшие городские повинности. Ниже них по положению оставались купцы 3-й гильдии, занимавшиеся ремеслами, мелкой торговлей или работавшие по найму. Манифестом императора Александра I от 1 января 1807 г. дворянам позволялось вписываться в 1-ю и 2-ю гильдии, в 3-ю – возбранялось.При Николае I завершилось оформление сословной системы.
Считая себя «первым дворянином» своей империи, Николай I не желал, чтобы потомственное дворянство без остатка растворилось или потонуло в море чиновничьей мелкоты и армейского офицерства. Поэтому при нем для поддержания благосостояния аристократии был создан институт «майоратов» – крупных неделимых наследственных имений, ограничена возможность получения потомственного дворянства через службу. Так, согласно манифесту 11 июня 1845 г., потомственное дворянство приобреталось на военной службе только при получении первого штаб-офицерского чина майора, а на гражданской – чина 5-го класса, статского советника. Другие чины давали звание «личного дворянина» или «почетного гражданина». В 1856 г. возможность получения потомственного дворянства службою была еще более ограничена: на гражданской службе потомственное дворянство приобреталось лишь производством в чин «действительного статского советника», а на военной – в чин полковника или капитана 1-го ранга.
Самым многочисленным сословием империи оставалось крестьянство, составлявшее ок. 90 % ее населения в начале XIX столетия и 83 % в середине его.
Число крестьян мужского пола, зафиксированное ревизиями, отражено в следующей таблице:
Чрезвычайно распространенное мнение о нищете и забитости российского крестьянина с жаром опровергал А.С. Пушкин. В своем произведении «Путешествие из Москвы в Петербург», написанном явно в ответ на «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, он рассказывал:
«…Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию… У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев). Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу…
Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un badaud (ротозей); никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день… Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения… Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого. Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного…».