История социологической мысли. Том 2

(а) Он отрицал возможность приписывания человеческим индивидам как таковым любых психических качеств. Вне процесса коммуникации психика просто не существует. Язык не служит для выражения чего-то существовавшего ранее, а именно психических состояний (как в работе Дарвина «О выражении эмоций у человека и животных»), и не является посредником, помогающим установить отношения между индивидами, которым уже есть что сказать друг другу. Как раз наоборот, социальное отношение первично по отношению к любым формам сознания. Антропология Мида была аристотелевской: группе отводится примат над индивидом, и гегелевской: конкретно целое, часть абстрактна[249]. Как выяснится позже, он не утверждал никакой онтологической «первичности» общества по отношению к индивиду. Мид полагал, что следует создать такую антропологию, которая позволит отказаться от фикции человека как чего-то готового. Так же как другие прагматисты, Мид полностью вычеркивал традицию европейской мысли, берущей начало от Гоббса. Вначале был социальный акт (

social act), а не человеческие индивиды.

(б) Мид выступал против любого дуализма, предполагающего существование сознания как явления, принадлежащего к какому-то иному порядку, чем физические факты. «Мы не хотим, – писал он, – двух языков: языка физических фактов и языка фактов из области сознания»[250]

. Не существует бытия, называемого сознанием, а психология не является наукой о сознании как о чем-то качественно отличном от остального органического мира. Психология занимается фактами, рассматриваемыми объективно: поведением организмов в определенных условиях окружающей среды (в случае социальной психологии – в социальных условиях). Мид был, таким образом, без сомнения, бихевиористом в уотсоновском смысле. Однако он считал, что Уотсон зашел в отрицании сознания слишком далеко, стирая границу между психологией человека и психологией животных. Мид отрицал существование сознания как особой субстанции, но принимал его существование как функции организма. Он предлагал исследовать поведение людей извне, но отмечал, что в случае этого поведения происходят важные явления, которых это наблюдение не охватывает, хотя без их учета это поведение объяснить невозможно.

На первый взгляд эта позиция представляется непоследовательной. Так, вероятно, и было бы, если бы Мид не ввел в свою концепцию понятие действия (act), с помощью которого он хотел преодолеть дуализм не столько исключением сознания и внутреннего опыта, сколько их включением в тот же ряд явлений, к которому принадлежит поведение организма, видимое извне. В понимании Мида внутренний опыт является частью более широкого целого, а именно действия, другая «фаза» которого – видимое «внешнее действие». Рассматривая «внутренние действия» таким образом, мы в состоянии выстроить «натуралистическую теорию интроспекции», которая не будет противоречить постулату бихевиоризма.

(в) Мид выступал против механистической модели интеракции между индивидами. Человеческие действия и реакции происходят иначе, чем столкновения бильярдных шаров, поскольку человек – это не просто пассивный реципиент импульсов, он производит их отбор и интерпретацию; соотнося их со своим более ранним опытом, он выбирает один из возможных ответов. Впрочем, любой организм «ищет» определенные импульсы, а не только их воспринимает. Блумер справедливо замечает, что Мид оказался в оппозиции к доминирующим в социальных науках концепциям, так как не объяснял человеческое поведение действием на субъект независимых от него факторов (биологических, психологических или социальных), а сконцентрировался на активности самого субъекта[251]. Коротко говоря, Мид отверг идею данного индивиду социального мира так же, как отверг идею данных ему психических черт. В первую очередь его интересовало то, что происходит между

ним и его социальной средой.

(г) Мид был убежден, что наука – так же, как практика повседневной жизни – всегда имеет дело с процессами и никогда с состояниями. Для него не существовали проблемы структуры общества или структуры личности. Все было непрерывным становлением. Отсюда его интерес к идее эволюции Дарвина и философии Гегеля, в которых он видел, впрочем, стадии одного интеллектуального движения. Отсюда также и его живой интерес к Бергсону[252].

Жесты и значимые символы