Как мы уже сказали, выделение человека из мира животных означало, по мнению Мида, получение им в ходе эволюции способности пользоваться значимыми символами (языком), мыслить, размышлять над собственной деятельностью и сознательно управлять ею, а также, наконец, жить в рамках социальной организации. Хотя нет оснований считать какой-либо отдельно взятый аспект процесса самым важным, Мид чаще всего рассматривал его целое с точки зрения развития самости. Это был, без сомнения, один из стратегических пунктов доктрины, поскольку без его разработки невозможно было создание теории сознательной деятельности, которая составляла второй – после теории эволюции – познавательный интерес Мида. Такой теории как раз не хватало в классическом бихевиоризме, который понимал человека как существо, реагирующее на импульсы таким же, по сути, образом, как и животные.
В философии Мида человека можно определить как организм, обладающий самостью, то есть, другими словами, организм, способный воспринимать сам себя, имеющий определенное мнение по поводу себя, сознательно регулирующий свое поведение с помощью рефлексии, то есть диалога с самим собой, ведущего к изменению установок. «Самость, – писал Мид, – имеет такую черту, что она является объектом для самой себя; и эта черта отличает ее от других объектов и от тела. ‹…› самость ‹…› может быть как субъектом, так и объектом»[259]
. Иначе говоря, человек – это организм, способный к интериоризации социального действия. Лежащая в основе этого действия связь (импульс со стороны организма А – приспособительная реакция со стороны организма B) находится внутри человека, так как человек сам отвечает на собственный импульс так, как отвечали бы другие, если бы данная установка проявилась извне. Речь здесь, однако, идет не об определении человека или о перечислении черт самости как атрибутаОн исходил в первую очередь из следующего: «Тело как таковое не является самостью, оно становится самостью только тогда, когда в контексте социального опыта разовьется разум»[260]
. Самость имеет социальный генезис, поскольку в ее основе лежит«Индивид, – писал Мид, – испытывает (ощущает) сам себя как такового не напрямую, а косвенно, принимая точки зрения других членов этой же социальной группы или обобщенную точку зрения социальной группы, к которой он принадлежит. Он входит в свой собственный опыт как самость или как индивид, не напрямую и немедленно, не становясь для себя субъектом, но в такой степени, в какой он становится для себя сначала объектом, таким же образом, как и другие индивиды являются для него объектами. Индивид становится таким объектом, только принимая по отношению к себе установки других индивидов по отношению к нему в рамках социальной среды ‹…›»[261]
.В этом и только в этом смысле социальное целое, как мы говорили, «первично» по отношению к индивиду. Мид однозначно оговаривает, что не нужно представлять себе описываемый процесс как субъективизацию чего-то существующего объективно[262]
. Проблема, которой занимается Мид, – это проблема не готовых правил, усваиваемых индивидом, а формирования им способности к самостоятельной оценке собственного поведения.Индивид выступает по отношению к самому себе в роли других людей. Он размышляет, что бы они сказали о его поведении; он задается вопросом, какова была бы их реакция, и умеет эту реакцию себе представить. Он непрерывно играет свою роль перед воображаемым зрительным залом: индивид напоминает актера, который изучает перед зеркалом свою мимику, размышляя, как бы на его игру реагировали зрители. По сути, мы здесь имеем дело с немного иной версией «зеркальной самости» Кули. Мид определяет это явление как