Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

Этот факультет не был, однако, сам по себе научной школой, так как концентрировал на своей территории ученых разных ориентаций, которые смогли на самом деле дружно сотрудничать в рамках университета, а также других учреждений (например, основанного в 1923 г. Social Science Research Council[306], Американского социологического общества и т. д.), но не представляли собой никакого более глубокого научного единства. Их связывала по меньшей мере общая тенденция преодоления наследия спекулятивной социальной философии, а также освобождение социологии от повинности общественной работы и преобразование ее в профессиональное знание, требующее специальной подготовки (пожалуй, Бёрджесс был первым социологом, который получил докторскую степень по социологии).

То, что обычно называют Чикагской школой, не охватывало всех членов факультета и существовало намного меньше по времени, чем факультет. Так называемая Чикагская школа – это группа исследователей, сосредоточенных вокруг Роберта Эзры Парка

(Robert Ezra Park) (1864–1944). Можно предположить, что она начала свою деятельность в 1915 г. (дата публикации программной статьи Парка The City. Suggestions for the Investigation of Human Behavior in the Urban Environment
[307]), а перестала существовать в середине тридцатых годов, хотя многочисленные ее члены остались активными намного дольше и продолжали тот же род исследований. Другой переломный момент связан с уходом Парка на пенсию, но нам кажется, что это было не единственной причиной угасания исследовательского потенциала школы. Причины ее кризиса следует искать также среди фактов, внешних по отношению к ней, а именно в том, что чикагские социологи исследовали «естественную историю» города эпохи капитализма свободной конкуренции, который закончился в США Великой депрессией: изменение действительности требовало поиска новых точек зрения. В течение упомянутых двадцати лет в группе сотрудников Парка образовалась атмосфера действительной коллективной работы, благодаря которой они создали четкую научную программу, много ценных монографий, а также добились почти монополистической позиции в американской социологии. Эту позицию оспорят в конце тридцатых годов социологи из других академических центров, в частности связанные с возникшим в противовес чикагскому American Journal of Sociology
 – American Sociological Review.

Город как лаборатория

Главным отличием Чикагской школы был, несомненно, сам объект исследований, которым был город, прежде всего Чикаго, являющийся, пожалуй, до сегодняшнего дня лучше всего описанным городом мира. Если же мы говорим о социологии этой школы как социологии города, то мы имеем в виду не столько обособленную отрасль социологии, которая должна была в результате сформироваться, сколько скорее определенный способ подхода к социологической проблематике в целом, так как на практике чикагская социология города охватывала «‹…› все процессы социальной жизни, происходящие на территории города»[308]. В круг ее интересов вошли как проблемы социологии города в современном их понимании, так и проблемы, относящиеся сегодня к социологии профессий, к проблемам социальной стратификации, политических движений и прессы, семьи, национальных и рассовых отношений, социологии религии, преступности, а также общие проблемы социальной психологии и социальных изменений. Концентрация внимания на исследованиях города влияла скорее на способ формулирования проблематики, чем на ее отбор. Следовало бы говорить здесь не столько о социологии города, сколько об урбанистической социологии, потому что Чикагскую школу характеризовало признание города и урбанизма самыми важными социальными явлениями современного мира.

Важность этих явлений должна была заключаться в том, что, как писал Парк, «‹…› социальная проблема – это в основном проблема городская. Речь идет о том, как в условиях городской свободы достичь социальной гармонии и социального контроля, эквивалентных гармонии и контролю, которые развивались спонтанно в семье, клане, племени»[309]. Теоретическая важность этих явлений заключалась в том, что, как утверждал Луис Вирт, «‹…› почти каждое самое значимое утверждение, которое можно сформулировать по поводу современного общества, содержит урбанизм как одну из главных разъясняющих категорий ‹…› Попытка понимания города приводит нас неминуемо к основным проблемам цивилизаций»[310]. Отсюда представление о городе как о «лаборатории» или «клинике», где можно исследовать самые важные факты «человеческой природы» и социальной жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука