История царствования императора Александра I и России в его время. т.6

В том-же году (1824), Вестужев был еще два раза в Кіеве, для переговоров с Гродецким. На первом из этих свиданій, он сказал Гродецкому, что русское тайное общество, присоединив к себе многих вліятельных и отличных людей, столь сильно, что надеется вскоре достигнуть своей цели; что, сверх того, им заведены спошенія с Венгріей, Италіей и всеми германскими странами (¹⁴). Спустя два месяца, Бестужев объявил Гродецкому, что „русское общество уже имеет вполне достаточное число членов», что „русскіе депутаты ждут с нетерпеніем пріезда в Кіев члена патріотическаго общества, для заключенія окончательных с ним условій" и что „Русским кажутся странны медленность и нерешимость Поляков». Гродецкій ограничился ответом, что „он сообщил все прежде слышанное графу Мошинскому", и что „варшавское общество, конечно, пришлет члена с надлежащим полномочіём, но, по всей вероятности, не прежде контрактов 1825 года". На объявленіе Бестужева—о желаніи русскаго общества, чтобы Поляки неотлагательно умертвили Цесаревича, Гродецкій отвечал, что он известит о том общество, и прибавил: „вероятно—они согласятся" (¹⁵

). Бездействіе Поляков заставило усомниться в них самаго Пестеля, который поручил Бестужеву сне-

стиеь прямо с патріотическим обществом. Письмо Бестужева было вручено князю Волконскому, при проезде через Васильков, с порученіем от думы доставить этот отзыв Гродецкому, но Волконскій возвратил его Бестужеву, сказав, что письменныя сношенія запрещены уставом общества (¹⁶

).

Не успев осуществить надежды на деятельное участіе патріотическаго общества, тульчинская дума решилась возобновить свои преступныя покушенія, не только против Особы Государя, но и против всей Императорской фамиліи. Уже и прежде, это ужасное намереніе было принято в нескольких совещаніях, где участвовали, кроме Пестеля, Сергея Муравьева-Апостола и Юшневскаго, полковник Аврамов, князь Барятинскій, оба Крюковы, штаб-лекарь Вольф, и проч. (¹⁷).

Адъютант главнокомандующего 2-й арміи, штабсъротмистр князь Барятинскій воспитывался в петербургском іезуитском пансіоне, вышел оттуда, в конце 1814 года, пятнадцати лет от рода, и по воле родителей своих, против собственнаго желанія, определился в коллегію иностранных дел. Как для поступленія туда нужно было иметь аттестата из педагогическаго института, то Барятинскій, в тсченіи двух или трех месядев, брал уроки русскаго, римскаго и естественнаго права у профессора Кукольника, а также слушал в институт лекціи физики и политической экономіи. „ІІосле того—говорит Барятинскій—я получил полный аттестата, никогда более не обращал вниманія на сіи науки, и оне совсем изгладились из моей памяти". Барятинскій был одним из самых ревностных членов: приняв Вадковскаго, он сказал подполковнику Поджіо: c'est un bon bras, et c'est ce qu'il nous faut; (это рука—хоть куда, а нам та-

кйх надо); а принимая подполковника квартирмейстерской части Фалленберга, сказал ему, что общество имеет намереніе просить у Государя конституцію, и в знак искренности Фалленберга взял с него клятву—жертвовать всем на пользу общества, и даже, в случае необходимости, покуситься на жизнь Государя (¹⁸

).

В числе первых членов, поступивших в тайное общество по возобновленіи его, были братья Крюковы. Один из них служил адъютантом при графе Витгенштейне, а другой—по квартирмейстерской части. Последній начертал мрачную картину своего нравственнаго паденія. „До 1813 года —пишет он—я находился в московском университетском благородном пансіоне ; потом в НижнемъНовгороде, в пансіоне у Стадлера; с 1814-го, когда мне было четырнадцать лет, воспитывался у родителей, где наставником моим бьтл жившій у нас в доме француз-эмигрант МоринЬ, а преподавателями наук учители нижегородской гимназіи и англичанин Вольемут. В 1817 году, я поступил в училище колоннс-вожатых Николая Никол. Муравьева, откуда выпущен прапорщиком квартирмейстерской части в 1819 году. До выпуска на службу, я мало занимался чтеніем; когда-же был произведен в офицеры и прислан в главную квартиру 2-ой арміи, тогда начал помышлять о лучшем себя образованіи, но как сначала имел весьма небольшое знакомство, то должен был довольствоваться коекакими книгами, изредка мне попадавшимися. Вскоре после того я поехал в отпуск, где занемог, и во время болезни прочитав несколько книг, и в числе их Руссо и Делиль-Дееаля (Dflisle de Sales), получил страсть к занятіям. Во мне родилось желаніе познать человека и то, что может служить к