История царствования императора Александра I и России в его время. т.6

его счастію. С этою целью я старался добывать та-¹ ких авторов, которые обогатили-бы мой ум познаніями философическими и политическими. Тогда прочел я: Вейсса, Филанджіери, Монтескье, Лакретеля и других. Пылая любовью к отечеству, но небудучи тверд в христіанской религіи, я смело шел вперед и старался опровергнуть, мало по малу, все, что находил в ней нееоглаеным с тогдашним образом моих мыслей. Во первых, отверг многіе богослужебные обряды, как нелепые обычаи, питающіе суеверіе; потом — стал сомневаться в Ипостасной Троице,как неудобопостижимой для ума человеческаго. Всевышній—думал я во слепоте своей— одарил нас разумом для распознаванія добра и зла: следовательно—разум есть единственный светильник, которым должны мы руководствоваться в сей жизни, и по тому первый долг наш состоит в том, чтобы просветить свой разум, очистив его от вредных предразсудков. Таким образом оправдывая все то, в чем хотел себя уверить, я отверзал двери к свободомыслію. Наконец, вступил в тайное общество и чрезвычайно радовался, что могу сим средством содействовать благополучію моего отечества. С этих пор я совершенно посвятил себя ученію.... Я прочел Беккаріа, Траси, Гельвеція, Бентама, Еондильяка, Сея, Гольбаха, Вателя, Смитта, Маккіавели, и проч. утвердился в прежних моих мненіях, принял за истину ложное правило, будтобы цель оправдывает средства, и получил яснейшее понятіе об устройствепредставительнагонравленія... Находясь на съемке подольской губерніи, видел, до какой степени простирается угнетеніе крестьян помещиками и жидами. Я более и более убеждался в том, что одно лишь общее просвещеніе может сделать людей благо-

получными и негодовал на религіозные предразеудки, препятствовавшіе (по моему мненію) его распространенію. Надежда на будущую жизнь—думал я— отвращает от просвещенія, питает эгоизм, спо.собствует угнетенію и мешает людям видеть, что счастіе может обитать и на земле. Религія казалась мне более вредною, нежели полезною. Долго не решался я отвергнуть Бога; наконец, оживотворив матерію и приписав случаю все существующее в природе, я потушил едва мелькавшій свет чистой религіи, мною самим составленной. Однакоже я никогда не мог совершенно убедить себя в безверіи, ибо встречал такія сильныя доказательства против онаго, что не находил на них никакого ответа; но полагал, что мои сомненія происходят от долговременной привычки мыслить противное.... Таким образом тихій огнь любви къчеловечеству возжег во мне страсть к просвещенію, которая, не быв озарена светом христіанской религіи, наконец обратилась в адскій пламень вольнодумства".....(¹⁹

).

В апреле 1824 года, Пестель, Сергей Муравьев, Бестужев-Рюмин, обаПоджіо*), Давыдов и Швейковскій, полагая, что Государь будет в сем году осматривать войска 3-го пехотнаго корпуса при местечке Белая-Церковь, условились между собою, что в первую-же ночь после пріезда Императора в павильон александрійскаго парка, при смене часовых, несколько офицеров, (большею частью разжалованных), переодетых в солдатскіе мундиры,

*) Штабс-капитан Поджіо 2-й вступил в Южиое общество, в яачале 1824 года, по предложенію Василія Давыдова, в то самое время, когда искал руки племянницы его Бороздиной. Опасаясь потерять данную ему надежду, он согласился быть членом общества, не разделяя его убежденій.

ворвутся в покои Государя и умертвят его. Тогдаже Сергей Муравьев, Швейковскій и командир Полтавскаго пехотнаго полка, полковник Тизенгаузен намеревались произвести возмущеніе в лагере, и двинуться на Шев и на Москву, между тем как Бестужев примет начальство над Черниговским полком, a Сергей Муравьев отправится из Кіева в Петербург и возбудить к деятельности Северное общество (²⁰

). Но Высочайшаго смотра не было, и по тому не сделано предложенія офицерам и рядовым, назначенным в убійцы, которые бытьможет отвергли-бы с ужасом столь гнусное преступление: по крайней мере, один из них, выписанный из гвардіи, Жуков, в последствіи сказал Бестужеву: „знаю, что для успеха нам нужна смерть Государя; но если жребій велит мне быть исполнителем ужаснаго приговора, то я сам себя лишу жизни" (²¹).

Еще в начале 1824 года, в продолженіи кіевских контрактов, когда князь Волконскій и подшмковник Поджіо, возвратясь из Петербурга в Шев, объявили о нерешимости Севернаго общества, Сергей Муравьев предлагал начать дело (возмущеніе) с теми силами, какія имело Южное общество. Брат его Матвей сперва был также одним из ревностных сподвижников Пестеля и предполагаемой республики, и даже изъявлял согласіе на истребленіе всего Царствующаго Дома, лишь-бы это злодеяніе было совершено людьми, избранными вне тайнаго общества, чтобы на них, а не на общество, пало праведное омерзеніе народа (^и). В 1824 году, Пестель, после неудачных переговоров с Северным обществом, поручил Матвею Муравьеву съездить в Петербург, и сам отправился туда, чтобы удостовериться в цоложеніи дел и тайно принять не-