сколько членов, (в числе их несколько кавалергардских офицеров) в Южное общество. Излагая Муравьеву свой план введенія республики в Россіи, Пестель говорил ему о намеревіи—составить вне общества особенную партію для истребленія Императорской фамиліи. Сам Муравьев, не получая долго писем от своего брата, и узнав от графа Олизара о прибытіи генерала Эртеля в Кіев, возмнил, что Южное общество открыто и брат его находился в опасности, чтб побудило его принять преступный замысел — посягнуть на жизнь Императора и сообщить о том Пестелю, который, одобрив его намереніе, сказал: „Матвей понимает дело". Артамон Муравьев, Вадковскій и Свистунов также изъявили согласіе на его предпріятіе. Но, вскоре за тем, Матвей Муравьев, получив от брата уведомленіе, что он не писал к нему за отлучкою в деревню, оставил свое намереніе и поспешил известить о том помянутых членов общества. А, между тем, Вадковскій открылся ему, что, живя в Новой-деревне и имея при себе духовое ружье, сам помышлял убить Государя. Впоследствіи-же убежденія Матвея Муравьева значительно изменились, и он старался отклонить горячо любимаго им брата от всяких преступных покушеній, доказывая ему, если не беззаконность, то, по крайней мере, безразсудство задуманнаго обществом предпріятія и невозможность его успеха (23
). В письме Матвея Муравьева, от В ноября 1824 года, к его брату Сергею, находим: „Мне пишут из Петербурга, что Государь восхищен пріемом, которым встречали его во всех посещенных им губерніях. Народ, желая его ближе видеть, бросался под колеса царскаго экипажа; Император принужден был останавливаться, чтобы избежать последствій общаго во-сторга. Будущіе граждане республики везде изъявляли свою любовь к нему, и не вздумайте полагать, чтобы это было по заказу: напротив того, исправники, того не ждавшіе, совсем потеряли голову. Эти известія сообщил мне человек верный, котораго один из знакомых участвовал в Высочайшем путешествіи. Мне случилось быть на манёврах гвардіи; на эти полки нам нельзя разсчитывать. Солдаты не так недовольны, как мы думали. Происшествіе нашего полка (Семеновскаго) совершенно забыто. В Москве, я слышал от двух наших членов, что ничего не сделано, да и нечего делать сообразнаго с здравым смыслом. Вот, любезный мой друг, все, что скажу тебе при свиданіи, которое, надеюсь, незамедлится. Не удивляйся перемене, которую найдеш во мне. — Время лучшій наставник».... (24
).Немногіе лишь из членов общества были так искренны во взаимных сношеніях между собою; прочіе-же все, увлекаясь тщеславіем и пылким воображеніем, заблуждались сами и обманывали одни других. Енязь Сергей Волконскій сообщал Пестелю, что он принял в общество многих из офицеров всех полков 19-й дивизіи, кроме полка его личнаго непріятеля Бурцова. Сам Матвей Муравьев, уже после помянутаго письма к брату, уверял Пестеля в привязанности к нему и в своем усердіи к успеху его планов. И по тому не удивительно, что Пестель был полновластным распорядителем действій Южнаго общества: одни из членов верили ему слепо; на других он действовал так хитро, что внушенныя им идеи усвоивались ими за свои собственныя. Таким нашел его подполковник Поджіо, при первом свиданіи с ним, в сентябре 1824 года. „Наконец говорил
Поджіо—я столкнулся с человеком, славою котораго (в тайном обществе?) уши мои были полны. Я столько знал, столько слышал о нем, что он уже не мог удивить меня—ни умом, ни замыслами, ни чем. Хотя он, с своей стороны, также знал, что я кое-что читал и поеимал, хотя и знал мою решимость, ибо до того еще спрашивал Давыдова: