История царствования императора Александра I и России в его время. т.6

На втором курсе со времени открытія университета, в 1821 году, исиравляющій должность попечителя с.-петербургскаго округа Рунич донес главному правленію училищ, что философскія и историческія науки преподаются в университете в духе иротивном христіанству и поселяют в умах студентов идеи, разрушительныя для общественнаго порядка и благосостоянія, в доказательство чему были представлены студентскія тетради, составленныя по лекціям профессоров: Германа и Арсеньева— из статистики, Галича—из философіи и Раупаха— из всеобщей исторіи. Главное правленіе, раземотрев указанный Руничем места студентских тетрадей, немедленно пріостановило чтенія обвиненных профессоров и потребовало от них ответы на вопросные пункты, составленные членами правленія: Лавалем. Магницким, Руничем и директором!».

департамента народнаго просвеіценія Поповым. Эти вопросные пункты были препровождены в университет для отобранія ответов и для представленія их, вместе с мненіем университетской конференціи, в главное правленіе училищъ(¹³).

3, 4 и 7-го ноября, в университете происходили чрезвычайныя собранія, продолжавшіяся каждое от девяти до одиннадцати часов. В заседаніях участвовали двадцать членов, но все дело было, ведено попечителем Руничем и директором университета Кавелиным, обвинителями и грозными судіями четырех профессоров. Из записки о деле исправлявшаго в сих собраніях должность конференцъсекретаря, профессора Плисова, очевидно, что в понятіи Рунича обвиненные были заранее осуждены окончательно, и что цель конференцій исключительно состояла в том, чтобы профессоры согласились с мненіем попечителя. В начале перваго собранія, Рунич прочел представленіе свое, на имя министра духовных дел и народнаго просвещенія, князя Голицына, заключавшее в себе обвиненія Раупаха в безбожіи, а Германа, Галича и Арсеньева во многих преступленіях, и в числе их —в миритизме

и робеспьеризме. За тем, Рунич предъявил собранно вопросные пункты, на которые предлагал требовать от обвиняемых ответы, для обсужденія их в конференціи, и приказал экзекутору позвать в присутствіе профессора Германа, а, между тем, позволил себе неприличный насмешки на счет лежавпіих на столе собствен нор у чных его тетрадей, называя их „гадкими, смердящими", и зажимая нос, как будтобы от дурнаго в них запаха. При этом, не пощадил он не только Германа, но и бывшаго учителя его, покойнаго Шлёцера, Когда-же явился в ирисутствіе Герман, Рунич стал чи-

тать ему вопросы, а Кавелин - выписки из студентских тетрадей, нослужившія к его обвиненію. Во все время чтенія, Герман, сев на одном из стоявших в особом ряду стульев, сохранял молчаніе, а на требованіе Рунича, чтобы он дал тотчас письменные ответы, обращался три раза к собранію, прося о дозволеніи ему взять вопросные пункты на-дом, дабы получить возможность отвечать на них в спокойном духе; но Рунич отказал ему в том, продолжал глумиться над тетрадями его лекцій, и наконец, с трудом, согласился, чтобы Герман писал ответы в особой комнате, под надзором профессора Плисова,

Между тем, по приказанію Рунича, призвали Раупаха, который, по прочтеніи обвиненій, на требованіе попечителя—писать немедленно ответы, сказал, что „это в настоящем его положеніи невозможно, и что он может отвечать только тогда, когда ему будут возвращены собственныя его и студентскія тетради".—„И так — сказал ему Рунич,—вы не повинуетесь собранію, следовательно— и главному правленію училищ, а по сему — и министру, а по сему—и государю (указывая на зерцало), словом, не повинуетесь верховной власти, постановленной от Бога, и не признаете никакого закона"— „On ne peut pas m'imposer une loi, que je suis incapable de remplir *) (невозможно подчинить меня закону, котораго я не в силах исполнить), сказал Раупах. „Ah! On ne peut pas vous imposer une loi?" вскричал Рунич, пропустив последнія слова профессора. „Que je suis incapable de remplir"—прибавил Раупах. „Ну посмотрим, что будет далее", про-

*) Раупахі, не зналг русскаго языка, и но тому объяснялся по франдузски.

должал Рунич — „садитесь и отвечайте, как можете". Раупах сел за особый стол и написал ответ, в котором подтвердил свой прежній отзнв о невозможности исполнить требованіе конференціи. По врученіи сего ответа председателю собранія, Раупах получил приказаніе выдти, и тогда Рунич опять стал ругать его, называя бунтовщиком, зажигателем, гоеударственным изменником, и проч. К чести ученаго сословія, составлявшаго собраніе, должно заметить, что безстыдство и дерзость Рунича возбудили протест большинства членов; профессоры: Лодій, Балугьянскій, Грефе, Чижов, Соловьев, Деманж, Шармуа, Вишневскій, Ржевскій, адъюнкт Радлов и директор училищ Тимковскій, старались убедить попечителя, что в поведеніи Раупаха не было ничего преступнаго; но Рунич стоял на своем, Кавелин поддерживал его, a прочіе профессоры, запуганные ими, выказали какое-то странное равнодушіе к судьбе своего товарища.