Я раздвигаю шторы и вижу Линор, моего крылатого мрачного ангела. Она играет на золотистой гитаре, возникшей как будто из ниоткуда, прислонившись спиной к белой деревянной колонне. Ее голову венчает моя шляпа, которая слегка съехала набок, а взгляд наполняется безграничным теплом, стоит ей только меня увидеть. Такое чувство, будто внутри у Линор горит сотня невидимых свечей.
– Будь осторожнее! – предупреждаю я, открыв дверь в галерею. – Совсем недавно Джон Аллан ворвался ко мне в спальню с мушкетом наперевес, намереваясь убить тебя! А половину твоего портрета швырнул в камин.
Ни на миг не сбиваясь с мелодии, Линор указывает мне взглядом на дыру, прожженную в ткани ее юбки. Дыра эта с загнутыми вовнутрь краями формой напоминает ворона и источает запах жженой ткани. Из-под бахромящихся ниток выглядывают колени, обтянутые высокими чулками.
Матушкина песнь вдруг обрывается.
Линор ударяет по струнам и начинает играть другую мелодию – совсем недавно выводимую флейтой.
– Давай вернемся к концовке «Тамерлана» и перепишем ее, – предлагает она.
Делаю шаг в галерею.
– Сегодня мне никак нельзя писать.
– Нам нужна строфа, которая начинается с «Я в дом родной вернулся…» и повествует о возвращении героя из путешествия за славой и властью.
Я подхожу к перилам, и внутри у меня всё сжимается, ведь внизу я не вижу ни пустынь, ни речных долин Трансоксианы – родного края моего героя.
Зато вижу величественный холл «Молдавии».
В этих печальных стенах, украшенных цветочными орнаментами, я замечаю точную копию самого себя в черном фраке и полосатых брюках. Вижу, как эта копия обнимает матушку у входной двери, в точности повторяя сцену моего возвращения из Шарлоттсвилля. Неподалеку от этой фигурки лежат мой чемодан и писательский ящичек. Карманы у моей копии вывернуты наизнанку, в них нет ни гроша.
Отец недовольно кивает на нас с матушкой и тяжело поднимается по ступенькам красного дерева, ведущим на ту самую галерею, где стою настоящий я и где умело перебирает гитарные струны моя муза. Каждый такт она отбивает ногой, и этот топот напоминает стук сердца.
– начинаю я и хватаю Линор за локоть, когда отец подходит ближе.
Линор играет всё громче.
Тем временем моя копия вырывается из матушкиных объятий, оборачивается к отцу и начинает петь под ритм гитары Линор:
Отец преодолевает еще несколько ступенек, и наши взгляды встречаются. Я торопливо утаскиваю Линор к себе в комнату, закрываю дверь, защелкиваю шпингалет.
– Запиши их, – требует Линор, продолжая перебирать струны – она явно имеет в виду первые строки строфы. Неожиданно подсвечник, стоящий у меня на столе, оживает и вспыхивает яркими огоньками.
– Отец у себя и внимательно прислушивается к каждому звуку, – отвечаю я, беспокойно косясь на свою забаррикадированную дверь. – Писать сегодня никак нельзя.
У книжного шкафа вспыхивает новый канделябр, осветив кожаные переплеты зачитанных томиков, и рядом с книгами вдруг появляется матушка. Прижав руки к груди, она поет:
Стараясь двигаться как можно тише, подхожу к своему столу и открываю латунную чернильницу. В воздухе разливается аромат поэзии.
Линор вновь ударяет по струнам и поет:
Достаю из писательского ящичка черновик «Тамерлана». Мой стул по-прежнему подпирает дверь, так что приходится стоять на ногах. Склонившись к бумаге, я добавляю своим петлистым почерком в рукопись пять новых строк.
Последнюю «л» я украшаю маленьким завитком.