История знаменитых цитат

Но вот с 1855 года пахнуло оттепелью; двери тюрьмы начали отворяться; свежий воздух производил головокружение у людей, к нему непривыкших, и в то же время замерзшие нечистоты начали оттаивать, и понеслись миазмы.

(«Мои записки…», XXIII; опубл. в 1896 г.)

Почти ровно век спустя началась «хрущевская оттепель» – эпоха послесталинской либерализации советского режима. Свое название она получила от заглавия повести Ильи Эренбурга, 1-я часть повести была опубликована в майском номере журнала «Знамя» за 1954 год и в том же году вышла книжным изданием. 2-я часть вышла в свет два года спустя, когда слово «оттепель» уже стало символом..

«Тот апрель [1953 года] (…) был особенным, – вспоминал Эренбург. – (…) Вероятно, я думал об этом апреле, когда осенью решил написать маленькую повесть и на листе бумаги сразу же поставил заглавие “Оттепель”». («Люди, годы, жизнь», кн. 6, 1966.)

Действие начинается в последние месяцы жизни Сталина, а заканчивается весной 1954-го. По жанру это обычная, к тому же весьма небрежно написанная производственная повесть с дежурной любовной темой. Однако по всему тексту разбросаны сигналы, которые мгновенно улавливались тогдашним читателем (цитирую 1-ю часть повести):

…Сырые, темные домишки, где ютились рабочие (…). Обидно, что люди плохо живут.

Осенью 1936 года его отчима арестовали. Утром он встретил возле дома своего лучшего друга Мишу Грибова. Коротеев его окликнул – хотел поделиться горем, спросить, как ему быть. Но Миша насупился и, ничего не сказав, перешел на другую сторону улицы.

…В газетах появилось сообщение о реабилитации группы врачей.

Савченко куда цельнее, он не пережил ни тридцатых годов, ни войны

, он большего требует, и он прав… [Курсив мой. – К.Д.]

…Нам нужен наш, советский гуманизм. Слово как-то исчезло, а задача осталась.

На этом фоне совершенно невинная, казалось бы, пейзажная зарисовка воспринималась как символ:

Зима наконец-то дрогнула. На мостовой снег растаял, все течет. Только вон там, в палисаднике, еще немного снега. (…)

Все сразу стало живым и громким.

Смешно! Сейчас Вера придет, а я даже не думаю, что я ей скажу. Ничего не скажу. Или скажу: «Вера, вот и оттепель»…

Неизвестно, знал ли Эренбург об «оттепели» 1855 года; но если даже и знал, едва ли он стал бы сообщать об этом печатно, ведь само понятие «оттепель» было под подозрением. Недаром же Хрущев заявил на заседании Президиума ЦК 25 апреля 1963 года:

– Сложилось такое понятие о какой-то «оттепели» – это ловко этот жулик подбросил, Эренбург.

Это выражение вскоре стало известно и на Западе. В 1956 году в США вышла книга американского журналиста Сайруса Лео Сульцбергера «Большая оттепель: Личные впечатления о новой России и ее сателлитах» («The Big Thaw»).

Уже на пенсии Хрущев пересмотрел свою оценку:

Считаю, что пущенное им [Эренбургом] слово отражало действительность (…). Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться…

(«Время, люди, власть», 1999, т. 4)

В 1970 году, когда хрущевская «оттепель» была уже позади, в закордонном «Вестнике РХД» (№ 97) появилось эссе «Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура», подписанное: «О. Алтаев». Псевдоним принадлежал философу и писателю Владимиру Кормеру (1939–1986).

Кормер говорил о шести соблазнах российской интеллигенции. Нас интересует пункт пятый: