Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь

Укрепление дипломатического фронта, череда мелких и крупных кризисов в Европе вплоть до Балканских войн 1912–1913 годов наложились на эмоциональное состояние общества: этот период времени историк Карл Лампрехт назвал эпохой раздражительности. Особенно ощутимо это было в таких быстро растущих крупных городах, как Берлин и Лондон – шум и суета все больше давили на людей, и непрерывно росло количество жалоб на неврастению. По оценке историка Фолькера Ульриха, одно из технологических достижений эпохи, фактически предназначенное для развлечения и расслабления истощенных современной жизнью людей, стало символом, если не усилителем симптомов изнурения: «Ранние немые фильмы с их мерцающими изображениями как ни один другой популярный вид развлечения отражали глубоко укоренившуюся нервозность времени. Их монтажный язык эхом отзывался на сбивающее с толку обилие сенсорных стимулов, среди которых жили обитатели из мегаполиса Молоха[165]

» [2]. Многие из этих нервно возбужденных современников, читавших в газетах о грозовых облаках, сгущающихся над ареной очередного кризиса, об обмене возмутительными или даже ультимативными дипломатическими нотами между правительствами, стали относиться к возможному началу великой войны, которая, разумеется, должна была быстро закончиться и принести ясный результат, очищающую бурю.

Голоса, решительно призывавшие к войне, усилились. Вот как выразился английский писатель Хилэр Беллок: «Как сильно я жажду Великой войны! Она пронесется по Европе, как метла». В этой войне он потеряет двух своих сыновей. Начальник немецкого генерального штаба Гельмут фон Мольтке (младший, племянник одноименного прусского командира, участвовавшего в войнах 1864, 1866 и 1870 годов) в 1912 году записал в протоколе, что Германии пошло бы на пользу, чтобы война наступила «чем скорее, тем лучше». Давно служивший в британском военно-морском флоте первый лорд Адмиралтейства адмирал Джон «Джеки» Фишер вспоминал царившие около 1902 года настроения: «Мы готовились к войне с утра до вечера. Она захватила наши разговоры, мысли и надежды» [3]. В последнее мирное десятилетие Фишер был одним из величайших поджигателей войны и в итоге получил то, о чем мечтал.

Однако не все наблюдатели разделяли мнение о том, что Великая война, как называли ее в преддверии и сразу после начала, оставит после себя мир, «излеченный» скальпелями военных. В 1914 году в Париже Николай Александрович Врангель, российский дворянин, по происхождению балтийский немец, поделился со своим знакомым прогнозом, который мрачным образом в значительной степени претворится в реальность: «Мы находимся на пороге событий, невиданных миром со времен переселения народов. Все, что сегодня определяет наши жизни, вскоре окажется тщетным. Надвигается эпоха варварства, которая продлится десятилетия» [4]. Похожее представление было и у педагога-реформатора Вильгельма Ламсцуса. Его он обрисовал в весьма пророческой книге «Человеческая бойня. Картины грядущей войны», опубликованной в 1912 году

. Ламсцус писал, что смерть отбросила свою косу и вернулась в качестве машиниста. Подобно тому, как машины изготавливают пуговицы и иглы, в грядущей войне они произведут огромное количество убитых и калек [5].

 Художники и писатели многих европейских стран разделяли пессимистические ожидания в отношении будущего, резко контрастировавшие с базирующейся на достижениях науки, техники и прежде всего медицины верой в прогресс, провозглашавшейся на рубеже веков. Эйфорию от ожидания будущего сменил страх перед ним.

Причиной тому служил отчасти сам прогресс, отчасти некоторые из его последствий: слишком быстро наступавшие изменения вроде технизации разных сфер жизни, переселение жителей деревень в города и связанный с этим экспансивный рост больших городов, чрезмерно процветавшей жажды удовольствий, фривольности, цинизма. Особенно сильно отказ от устоев повлиял на немецкое искусство, приведя к расцвету новых течений вроде экспрессионизма и появлению на сцене новых имен – Эрнст-Людвиг Кирхнер, Эмиль Нольде, возникшее в Мюнхене объединение «Синий всадник», членами которого были Франц Марк, Василий Кандинский, Август Макке и другие.