Читаем Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1 полностью

Юмористы-женоненавистники, быть может, уже мечтают о Варфоломеевской ночи женщин.

Вы подумаете, пожалуй, что я забавляюсь парадоксами, более или менее фантастическими.

Впрочем, ничто так не парадоксально и не фантастично, как действительность, и я не слишком верю в логические вероятности истории.

История народов движется наудачу, туда и сюда, с расточительными и не слишком комильфотными ухватками, как легкомысленная молодая девица, которая вспоминает об отеческих наставлениях только в новый год или просто когда её бросит любовник. Но она, к несчастью, ещё слишком благоразумна и недостаточно беспорядочна, – эта юная история мира! Нужно также, чтобы женщины вмешались в неё как можно скорее, потому что мужчины поистине прогнили от тысячелетней мудрости.

Это не парадоксы, клянусь вам, а поиски ощупью во мраке будущего.

Вы признаёте, например, что победа феминизма, и в особенности влияние женщин в политике, окончательно разрушат семейное начало. Это было бы нетрудно доказать; но вы упираетесь, без сомнения, в ужасе, противопоставляя мне остроумные аргументы, так как безусловно не желаете, чтобы посягали на семью.

«Все права, все свободы должны быть предоставлены женщинам, – кричите вы – но семья будет сохранена!»

Позвольте мне скептически улыбнуться и сказать вам, что если семья исчезнет, то мы постараемся обойтись без неё.

Я сказал мы, но я ошибся: это наши сыновья – сыновья, которых у нас не будет, – это они сумеют обойтись без семьи.

И я прибавлю в скобках, что мы, футуристы, слишком воинственны, чтобы иметь детей, мы, которые любят только героический инстинкт, мы, которые желают, чтобы шедевр сжигался с трупом своего автора, мы, которые питают отвращение к работе для бессмертия, так как в сущности это только мечта ростовщических душ.

Бесспорно то, что если женщина теперь мечтает завоевать политические права, то она делает это, сама того не сознавая, в убеждении, что явится в качестве матери, в качестве супруги и в качестве любовницы, центром тесного кружка, чисто животного и абсолютно лишённого пользы.

Вам, конечно, случалось быть свидетелями задыхающейся лихорадки Блерио, ещё взнузданного своими механиками, вам, конечно, случалось чувствовать на своём лице ошеломляющую пощёчину ветра, порождаемого винтом, пущенным с полной скоростью.

Так вот: я признаюсь вам, что мы, мужчины-футуристы, мы чувствуем себя при виде этого упоительного зрелища совершенно оторванными от женщины, ставшей внезапно чересчур земною, или, лучше сказать, символом земли, которую предстоит покинуть.

Мы даже мечтаем создать когда-нибудь нашего механического сына, плод чистой воли, синтез всех законов, открытие которых будет ускорено наукой.


Ф.Т Маринетти

<1911>

15. Умноженный человек и царство Машины

Всё это поможет вам уразуметь одно из наших главных футуристских усилий, направленное к уничтожению в литературе слияния, с виду почти нерасторжимого, двух представлений: женщины и Красоты. Это идеологическое слияние свело весь романтизм к своего рода героическому штурму воинственным и лирическим самцом башни, переполненной неприятелями, на площадке которой является, при свете звёзд, божественная Красота-женщина.

Романы вроде Тружеников моря Виктора Гюго или Саламбо Флобера могут объяснить мою идею. Мы находим в них доминирующий лейтмотив, уже сослуживший свою службу, от которого мы хотим освободить литературу и искусство вообще1

.

Вот для чего мы развиваем и превозносим великую новую идею, циркулирующую в современной жизни: идею механической красоты, и прославляем любовь к машине, пылающую на щеках механиков, обожжённых и перепачканных углём. Случалось ли вам наблюдать за ними, когда они любовно моют огромное мощное тело своего локомотива? Это кропотливые и умелые нежности любовника, ласкающего свою обожаемую любовницу.

Во время последней железнодорожной забастовки во Франции2 было констатировано, что организаторам саботажа не удалось убедить ни одного машиниста испортить свой локомотив.

Я нахожу это совершенно естественным. Как мог бы этот человек изуродовать или убить свою огромную верную и преданную подругу, с пылким и ретивым сердцем, эту прекрасную стальную машину, которая так часто сияла от наслаждения под его намасливающей лаской.

Это не метафора, а почти реальность, которую нам нетрудно будет констатировать спустя несколько лет.

Вам, без сомнения, случалось слышать замечания, очень обыкновенные в устах обладателей автомобилей и управляющих заводами: «Моторы, говорят они, поистине загадочны… У них бывают капризы… неожиданные фантазии… Подумаешь, у них есть личность, душа, воля… Нужно льстить им, ухаживать за ними и никогда не обращаться с ними грубо и не утомлять их… Если вы будете поступать таким образом, то внезапно увидите, что эта машина из чугуна и стали, этот мотор, построенный согласно точным вычислениям, даёт не только свою полную продуктивность, но и двойную, тройную, гораздо больше и гораздо лучше, чем можно было предвидеть по расчётам строителя, её отца».

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение