В ином ключе футуристский театр мыслил Энрико Прамполини. Его новации в сценографии предполагали упразднение нарисованных задников и оформление сцены трансформирующейся и функциональной «бесцветной электротехнической архитектурой» («Футуристская сценография и хореография»). Прамполини предполагал, что меняющееся хроматическое освещение на основе неона однажды может заменить «невыносимых людей-актёров»
Художники раньше, чем музыканты или архитекторы, присоединились к основанному Маринетти движению футуризма. Считается, что их первые декларации, подписанные именами знаменитой «пятёрки» художников, были написаны Умберто Боччони, который вскоре после начала европейских гастролей футуристской живописи опубликовал также «Технический манифест футуристской скульптуры». Восставая против ню и других общих мест в живописи, футуристы воспевали красоту современного города – электричества, транспорта, людских толп и строящихся зданий. В области живописной техники художники не предложили собственного метода, полагая в ранние годы наиболее адекватной себе технику дивизионизма, а затем заимствуя и используя по новому назначению формальные приемы кубизма. Тем не менее чисто живописные новации футуризма существенны: футуристская программа состояла в том, чтобы сообщить статичной картине динамическое ощущение, используя принцип симультанизма, взаимопроникновения планов и наложения фаз движения. Добиваясь синтеза нескольких пространственно-временных моментов, художники-футуристы пытались поместить зрителя в центр картины и стремились изобразить невидимое – саму атмосферу, пронизанную энергиями и излучениями. Тезис об упразднении материальности тел обрёл ещё более радикальное звучание в отношении скульптуры, арсенал выразительных средств которой был обогащён использованием цвета и различных, в том числе бытовых, материалов. В дальнейшем художники-футуристы первого призыва выступали с самостоятельными текстами, в частности, Карло Карра в 1913 году опубликовал манифест «Живопись звуков, шумов и запахов», посвящённый экспериментам в области синестезии.
В 1915 году написанный художниками Джакомо Валлой и Фортунато Деперо манифест «Футуристская реконструкция Вселенной» обозначил важную веху перехода к беспредметному искусству, пластический эквивалент которого, так называемый пластический комплекс, предвосхищает увлечение футуристов проектированием и декором предметной среды – в частности, теоретически обоснованными «реконструкциями» мебели, галстука, шляпы и т. д.
Публикуя «Манифест футуристской музыки», композитор Балилла Прателла заметил, что «неустрашимые братья, поэты и художники-футуристы, уже славно идут впереди нас, прекрасные в насилии, смелые в восстании и светящиеся воодушевляющим гением». Обвиняя консерватории и музыкальные издательства в том, что итальянская музыка оказалась «совершенно отсталой в сравнении с футуристской эволюцией музыки в других странах», Прателла в своём первом манифесте призывал бороться с «царством певца», «эксгумациями старых опер» и «историческими реконструкциями». И хотя постановка его оперы на собственные стихи, написанные верлибром, «Розалина дей Вергони» в Болонье в конце 1909 года предшествовала его горячему присоединению к футуризму, именно её можно считать первой программой футуризма в музыке.
Разворачивая эту программу в «Техническом манифесте футуристской музыки», Прателла провозглашал «абсолютную необходимость» композитора быть автором текста, на который пишется музыка. Объявляя «несуществующими ценности консонанса и диссонанса», провозглашая «свободу ритмического выражения» путём чередования всех возможных размеров, он предлагал «считать энгармонизм великолепным завоеванием футуризма»: «В то время как хроматизм вынуждает нас пользоваться исключительно звуками гаммы, разделённой на полутона, меньшие и большие, энгармонизм предусматривает минимальные градации тона и предоставляет нашей обновлённой чувствительности максимальное число определяемых на слух и сочетаемых звуков, а также допускает новые, более разнообразные отношения аккордов и тембров».