Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

8. Нет драматического искусства без поэзии, то есть без опьянения и без синтеза. Правильные просодические формы должны быть исключены. Футуристский писатель будет пользоваться свободным стихом: изменчивой оркестровкой образов и звуков, которая, исходя от самого простого тона, чтобы выразить, например, с точностью появление слуги или закрытие двери, постепенно повышается вместе с ритмом страстей, в строфах, поочерёдно мирных и хаотических, когда нужно, например, возвестить о победе народа или славной смерти авиатора.

9. Нужно уничтожить наваждение богатства в литературном мире, так как жадность к прибыли толкает в театр бесчисленные умы, одарённые исключительно качествами хроникёра и журналиста.

10. Мы желаем подчинить актёров авторитету писателей, вырвать актёров из-под власти публики, которая неизбежно толкает их на поиски лёгкого эффекта и удаляет от всяких поисков глубокого толкования. Для этого нужно уничтожить смешной обычай аплодисментов и свистков, который может служить барометром для парламентского красноречия, но уж, конечно, не для достоинства произведения искусства.

11. В ожидании этого уничтожения мы рекомендуем авторам и актёрам наслаждение быть освистанными.

Не всё, что освистывается, хорошо или ново. Но всё, что немедленно удостаивается аплодисментов, не превосходит среднего уровня умов; следовательно, это есть нечто посредственное, банальное, пережёванное или слишком хорошо переваренное.

Высказывая эти футуристские убеждения, я с радостью могу выразить уверенность, что мой гений, не раз освистанный французской и итальянской публикой, никогда не будет погребён под грузом аплодисментов, [как некогда Ростан]!..

Ф.Т. Маринетти

11 января 1911

34 Участники выставки – публике

Мы можем объявить без всякого бахвальства, что эта первая выставка футуристской живописи есть также наиболее важная выставка итальянской живописи, какая предлагалась до сих пор суждению Европы¹.

В самом деле, мы молоды, и наше искусство бурно революционное.

Благодаря нашим изысканиям и нашим осуществлениям, которые уже привлекли к нам многочисленных даровитых подражателей, а также многочисленных бесталанных плагиаторов, мы стали во главе движения европейской живописи, следуя иным путём, но до некоторой степени параллельным тому, которым следуют французские постимпрессионисты, синтетисты и кубисты, руководимые своими учителями: Пикассо, Браком, Дереном, Метценже, Ле Фоконье, Глезом, Леже, Лотом² и проч.

Восхищаясь героизмом этих высоко даровитых художников, которые обнаружили похвальное презрение к артистическому меркантилизму и мощную ненависть к академизму, мы чувствуем и объявляем себя безусловными противниками их искусства.

Они с увлечением рисуют неподвижное, ледяное, и все статические состояния природы; они обожают традиционализм Пуссена, Энгра, Коро, одряхляя и окаменяя своё искусство с пассеистским остервенением, абсолютно непонятным в наших глазах.

Мы же, напротив, исходя из абсолютно авениристских³ точек зрения, ищем стиль движения, то, чего никогда не пробовали до нас.

Далека от нас мысль опираться на пример греков и древних; мы беспрестанно прославляем индивидуальную интуицию с целью установить новые законы, которые могут избавить живопись от волнующейся неуверенности, в которой она влачится.

Наша воля давать насколько возможно прочную конструкцию нашим картинам не может снова привести нас к какой-нибудь традиции. Мы убеждены в этом.

Все истины, заученные в школах или в мастерских, ничтожны для нас. Наши руки достаточно свободны и достаточно девственны, чтобы начать всё сызнова.

Бесспорно, во многих эстетических утверждениях наших французских товарищей таится нечто вроде замаскированного академизма.

Объявлять, что ценность сюжетов живописи абсолютно ничтожна, не значит ли, в самом деле, возвращаться к академии.

Мы объявляем, напротив, что не может быть современной живописи без абсолютно современного ощущения, служащего исходным пунктом, и никто не может нам противоречить, когда мы утверждаем, что живопись и ощущение

два нераздельных слова.

Если наши картины футуристские, то это потому, что они результат безусловно футуристских этических, эстетических, политических и социальных концепций.

Рисовать с позирующей модели есть абсурд и умственная трусость, если даже натура переводится на картину в линейных, сферических или кубических формах.

Придавать аллегорическую цену какой бы то ни было наготе, извлекая значение картины из предмета, который натура держит в руке, или из тех, которые расположены вокруг неё, есть в наших глазах проявление традиционного и академического мышления.

Этот метод, довольно похожий на метод греков, Рафаэля, Тициана, Веронезе, вовсе нам не по вкусу.

Отвергая импрессионизм, мы энергически порицаем современную реакцию, которая, желая убить импрессионизм, возвращает живопись к старым академическим формам.

Реагировать на импрессионизм можно только превосходя его.