Читаем Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1 полностью

Когда я говорю об уничтожении каналов синтаксиса, то само собой разумеется, что я не вношу в это ни категоричности, ни систематичности. В освобождённых, распутанных словах моего лиризма попадутся там и сям следы правильного синтаксиса и даже настоящие логические периоды.

Это неравенство в сжатости и в свободе неизбежно и естественно: поэзия, будучи в действительности только высшей жизнью, более сжатой и более интенсивной, чем наша повседневная жизнь, состоит, как и эта последняя, из элементов ультраживых и элементов агонизирующих.

Итак, не следует чересчур заботиться об этих последних, нужно только избегать во что бы то ни стало лаконического выражения старого лиризма и накопления телеграфических банальностей.


Беспроволочное воображение

Под беспроволочным воображением я подразумеваю абсолютную свободу образов или аналогий, выраженных освобождёнными словами, без проводящих проволок синтаксиса и без всяких знаков препинания.

«До сих пор писатели отдавались непосредственной аналогии, они сравнивали, например, животное с человеком или с другим животным, что уже почти фотография. Сравнивали, например, фокстерьера с маленькой чистокровной. Другие, дальше ушедшие вперёд, могли бы сравнить того же трепещущего фокстерьера с маленькой машиной Морзе. Я сравниваю его с кипятком. Тут градация аналогий, всё более и более обширных, отношений, всё более и более глубоких, хотя очень отдалённых. Аналогия есть только необъятная любовь, связующая отдалённые, с виду различные и враждебные вещи. Посредством очень широких аналогий этот оркестровый стиль, одновременно полихромный, полифонический и полиморфный, может обнимать жизнь материи. Когда в моей Битве при Триполи я

сравнивал траншею, ощетинившуюся штыками, с оркестром, митральезу с роковой женщиной, – я интуитивно ввёл большую часть Вселенной в коротенький эпизод африканского боя. Образы не цветы, которые нужно выбирать и срывать бережно, как утверждал Вольтер. Они составляют самую кровь поэзии. Поэзия должна быть непрерывной серией новых образов; без этого она только бледная немочь и хлороз. Чем больше содержится в образах широких отношений, тем дольше они сохраняют свою оглушающую силу» (Манифест футуристской литературы).

Беспроволочное воображение и слова на свободе введут нас в самую сущность материи. Открывая новые аналогии между отдалёнными и, по-видимому, противоположными вещами, мы всегда будем оценивать их более интимно. Вместо того чтобы очеловечивать животных, растения, минералы (что делают с давних пор), мы можем анимализировать, вегетализи-ровать, минерализировать, электризовать или разжижать стиль, заставляя его жить жизнью самой материи. Прим<ер>: былинка, которая говорит: «Завтра я буду зеленее». Итак, у нас будут: Конденсированные метафоры. – Телеграфические образы. – Суммы вибраций. – Узлы мыслей. – Ветра движений, поочерёдно распахиваемые и закрываемые. – Укорачивания аналогий. – Балансы красок. – Размеры, вес, меры и скорость ощущений. – Нырок существенного слова в воду чувствительности без концентрических кругов, вызываемых словом. – Покой интуиции. – Движения в 2, 3, 4, 5 темпов. – Аналитические объяснительные столбы, поддерживающие проволоки интуиции.


Смерть литературного я. Материя и молекулярная жизнь10

Мой технический манифест боролся против наваждения я, которое поэты до сих пор тщательно описывали, воспевали, анализировали и выблёвывали. Я хочу не только упразднить это навязчивое я, но [отказаться от привычки] очеловечивать природу, приписывая человеческие страсти и занятия [растениям, воде, камням и облакам]11

. Я хочу, кроме того, выразить окружающее нас бесконечно малое, неуловимое, невидимое, движение атомов, броуновское движение, все волнующие гипотезы и все исследованные области ультрамикроскопии. Объясняюсь: не научно, а интуитивно хочу я ввести в поэзию эту неизмеримо малую молекулярную жизнь. Этот неисследованный мир смешается с произведениями искусства, с зрелищами и драмами бесконечно большого, образуя интегральный синтез жизни.

Чтобы помочь до некоторой степени воображению моего идеального читателя, я употребляю курсив для всех освобождённых слов, выражающих бесконечно малое молекулярной жизни.


Семафорическое прилагательное. Прилагательное-маяк или Прилагательное-атмосфера

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение