Юхх — ассенизатор, призванный богами.

— Да, есть, — сказала она, — но для этого надо проделать с астероидом вроде Лютеции или Каллиопы, то же самое, что проделали несколько лет назад с астероидом Кабибонокке.

— А можно для неспециалистов по астрономии? — спросила юная девушка-хиппи, ранее интересовавшаяся космической одиссеей Юхха.

— Можно. Астероид Кабибонокке, который перемещен на околоземную орбиту, имеет характеристический размер четверть километра и массу порядка ста миллионов тонн. Астероид для магнитного щита Марса, должен обладать массой порядка миллиарда миллионов тонн. Мы, конечно, можем переместить его таким же методом, но это займет несколько веков.

— А-а, тогда понятно, с этим новым двигателем получится быстрее. Только почему не сделать по этому принципу магнитный щит, а двигатель не делать? Так ведь проще. А звезды могут подождать, пока появится WARP-привод.

Эдрин напряглась, стараясь подобрать слова для убедительности своей позиции, но Юхх опередил ее.

— Без азарта нет креатива. Без азарта межзвездных полетов не появилась бы идея этого двигателя. Без азарта не появится еще тысяча полезных вещей. Первая Космическая эра обогатила цивилизацию множеством синтетических материалов, удобных алгоритмов диагностики, моделями моторов, и методов быстрого материального проектирования. Казалось бы, можно изобретать такие вещи без космонавтики, но не получается. Такое устройство психики. В первобытную эру изобретения порождались охотой. Затем, в исторической древности, пищу стали выращивать, а изобретения порождались войной. Затем в XX веке, изобретения порождались войной и космонавтикой. Но теперь только космонавтикой, поскольку Неназванная война стала последней, такая была ее роль.

Ошкер слегка рассеянно прокомментировал:

— Вот интересно: почему в любом таком разговоре всплывает Неназванная война?

— Может, это потому, что она непонятная? — попробовал угадать мальчишка-тинэйджер, сидящий рядом с ним.

— Непонятное завораживает, — задумчиво согласился Ошкер.

— Давайте лучше о позитивном, — предложил кто-то, — вот например: если мы встретим разумных инопланетян, то как мы объясним им про наш секс?

— И как они объяснят нам про их секс? — поддержал кто-то еще, и разговор в компании стремительно ушел от серьезных тем к игровым. Скоро Юхх почувствовал, что глаза слипаются, и покинул ночной сейшен на Дикой Куче, чтобы основательно выспаться в уютной бывшей тюремной камере для особо опасных террористов.

…

Он проспал почти до полудня, а когда после душа спустился в столовую-клуб, там было сравнительно безлюдно. Четыре девчонки, сдвинув столики, кормили маленьких детей ланчем из молочно-фруктового пюре. Двое парней, прихлебывая из огромных стаканов коктейли ядовито-зеленого цвета, играли в экзотические трехэтажные шахматы. Еще за столиком ближе к углу зала, Эдрин Лилиенталь общалась с двумя дядьками-хиппи, из которых Юхх знал только философа Ошкера. Другой дядька был примерно ровесником дедушки Ральфа, в общем: существенно старше ста лет.

— Привет, Юхх! – астронавтка махнула рукой, приглашая за столик.

— Привет, — откликнулся он, и уселся на свободную табуретку. Ошкер тут же представил друг другу двух пока незнакомых персонажей.

— Фред, это Юхх, мастер ассенизации, Юхх, это Фред, пифагореец и скальд.

— Осторожно, этот Фред запредельный монстр споров, — в шутку предупредила Эдрин.

— Я буду осторожен, — также шутливо ответил Юхх.

Между тем, пифагореец и скальд разгладил лопатообразную бороду и произнес:

— Вроде, ночью ты объявил кое-какие тезисы об изобретениях и Неназванной войне.

— Так и было, — подтвердил Юхх.

— Вот значит! А какие?

— Ну, если кратко, то в XX веке, изобретения мотивировались войной и космонавтикой. Дальше случилась Неназванная война, и теперь мотив только космонавтика.

— Вроде, ты объявил еще, что у Неназваной войны была роль: стать последней войной.

— Да, — снова подтвердил Юхх.

— Вот значит! А почему ты так думаешь?

— Просто. Социальный конструкт пихал людей в мясорубку. Надо было разрушить его.

— Вот значит! Социальный конструкт. Это тебе дедушка так сказал?

— Нет, Фред, мне кажется, что это очевидно. А ты что, знаком с Ральфом?

Пифагореец медленно кивнул.

— Мы с ним давно дружим и спорим. Единственное, в чем он прав, это в своем рецепте стейка из аллигатора. Ральф готовит стейк по старинке, на заржавленной решетке, над древесными углями. Неужели он не рассказывал о порядках до Неназванной войны?

— Конечно, он рассказывал, но предоставил мне самому делать выводы.

— Умно! — заключил Фред, и снова погладил бороду, — Это второе, в чем Ральф прав. А первое, это стейк из аллигатора. Вот значит, Юхх, я пошлю тебе запись одного нашего с Ральфом спора. Там то, что тебе надо, чтобы привести мысли в порядок. Ты неплохо соображаешь, поэтому Ральф прав: сам делай выводы.

— Я чувствую: будет интересно… — отреагировал ассенизатор.

— Не сомневайся! — сказал Фред, встал из-за столика, и хлопнул Ошкера по плечу, — Ну, хватит отвлекать молодежь. Идем, поищем третьего на партию в преферанс. Эдрин, я чертовски рад был пообщаться. Надеюсь, я спорил не слишком агрессивно.