Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Огонь был страшный. И в этот момент мне механик-водитель говорит, что не видит дороги. „Триплексы разбиты, еле-еле вижу дорогу!“ А тут мне пуля из крупнокалиберного пулемёта сбила каску и задела шлемофон — сверху били — и пули деформировали крышку люка. Пробить её не смогли, но люк уже не закрывался. У меня, конечно, было желание спрятаться, потому что я открытый получаюсь, каску сбило — блин! — но водитель не видит дороги. Я прижался за углом, огонь был страшный (я потом смотрел: БТР был весь ободран), скорость начала замедляться, мы потом увидели, что колёса продырявлены, передние фары разбиты… И я управлял движением водителя.

Мы еле ехали… В этот момент я увидел: у меня загорелся второй БТР. Я дал команду, сбросил его с дороги, потому что он мешал. У нас была такая установка.

Везде почему-то пишут, что он завалился в канаву, но на самом деле он был подбит и загорелся. Он горел, реально горел! Я дал команду, чтобы они спешились, а третий БТР его сбросил».

А вот что о том же самом вспоминал «Яша», с именем которого на устах бойцы шли в атаку (звучит-то как! Но ведь было), — Яков Фёдорович Семёнов:

«Первые же минуты штурма сломали весь наш тщательно подготовленный план. Дроздов направил „зенитовцев“ на штурм первыми, хотя группа „Гром“ по плану должна была идти впереди, поскольку броня у БМП по сравнению с БТР была мощнее, и по времени обе группы смогли бы атаковать дворец почти одновременно. Я с первой подгруппой на БТРе попал на открытом пространстве под шквал огня из крупнокалиберного пулемёта. Этот огонь нёс смерть, но нам удалось проскочить в мёртвую зону у нижнего яруса дворца с перебитыми колёсами. Вторая машина была подбита и сгорела (а ведь в ней должен был находиться я). Погиб Боря Суворов, командир подгруппы, остальные получили ранения разной степени тяжести…

Позже я спросил Юрия Ивановича Дроздова:

— Кто изменил план действий?

— Я, — ответил он»[229].

На этих словах Семёнов почему-то поставил точку, хотя понятно, что тогдашний их разговор этим ответом не закончился и что Юрий Иванович объяснил причину своего решения, однако догадок строить не будем.

Генерал Голубев нам говорил:

«Всё было объединено — и наши, и романовские товарищи, и „мусульманский“ батальон, и генерал Дроздов — все шли в бой вместе, это было одно боевое подразделение, в котором все выполняли одну задачу и защищали друг друга… Один бронетранспортёр был подбит, но мы и к этому были готовы, взяли штурмовые лестницы. БТР столкнули, другие машины пошли. А ведь всё-таки, когда бронёй прикрылся, веселее себя чувствуешь. Но люди шли быстро и эффективно. Главной задачей было войти во дворец — по нему в это время били и наши, и не наши… Спешились молниеносно — и бегом в дверь, стреляя и пригибаясь. Если бы мы не смогли этого быстро сделать, то были бы большие потери…»[230]

И опять — воспоминания полковника Рустамходжи Турдихужаевича:

«Вместо четырёх БТРов доехало два. И уже пошло десантирование и моих ребят. Естественно, они сразу стали получать ранения. Обе радиостанции, которые у меня были, были подбиты. Связи никакой нет! Управлять было очень сложно, потому что над головами, над нами, по дворцу, стреляли „Шилки“, — а огонь этот страшный… Прижавшись к земле, мои ребята попытались открыть огонь. Они были молодцы! Но раненых было много — стонали, кричали… Это только в кино раненые песни поют и передают кому-то приветы!

Первая атака „зенитовцев“ захлебнулась. Тоже стали прижиматься…

Потом вторая атака — какая-то горстка людей, я видел, она всё-таки убежала наверх. Мы помогали „гасить“ огневые точки, которые обнаруживались. Где „вспыхнет“ — туда и стреляли. Первое мгновение суматохи немножко прошло, уже действовали более осмысленно.

И вот в один какой-то момент я услышал ну просто дикий крик: „Мужики, чего лежите, помогите!“ — что-то такое. Это произошло, когда „Шилки“ перестали стрелять — иначе бы не услышать. Я узнал этот голос — он принадлежал человеку, который вместе с Колесником меня инструктировал. (Это был полковник Бояринов — он знал, как управлять боем и людьми. — А. Б.)

Врать не буду, но в этот момент у меня в голове всё промелькнуло. Во-первых, перед самым моим отъездом у меня брат-испытатель погиб; здесь много раненых, кто-то не двигается — видимо, убитые… Пойти нельзя — нам это было категорически запрещено, и не пойти нельзя, потому что там что-то происходит и надо помочь.

Я собрал пятерых ребят, которые были не задеты, прижал их к себе и сказал: „Ребята, бежим туда, вперёд, вовнутрь. Кто из вас сумеет добежать, — я сам был не уверен, что добегу, — представьтесь, и перейдёте к ним в подчинение. Не забудьте про пароль и повязки!“».

Пароль был тот самый: «Яша-Миша!»

Это подтверждает и Валерий Николаевич Курилов:

«В полутьме мимо пробегали наши.

— Миша! Яша! — кричали со всех сторон.

„Чтоб своих не перебить!“ — сообразил я и тоже закричал:

— Миша! Яша!»[231]

И снова — рассказ Рустамходжи Турдихужаевича: