Юрий Гагарин. Первый человек в космосе. Как это было

– Ну, вот так пустили. Команда была от этого человека. Нас ждали. «Скорее, скорее», – махали нам. И мы по лестнице поднялись, дверь закрыли, самолет стал выруливать на площадку, и мы полетели на восток, как оказалось, в Куйбышев. Сели на военный аэродром летного завода, и нас сейчас же местные службы, как в клещи… Там нашелся один человек, который любил «Комсомольскую правду», а он был у них командиром… Какой-то капитан. Молодой парень. Он сразу нас под свое покровительство: «Ребята, что я для вас могу сделать – это отвезти, где сейчас Гагарин».

– А он был на обкомовской даче…

– Да. Потом мы узнали об этом. Приехали. Это было на берегу Волги. Ты правильно сказал: обкомовская дача. Ничего там особенного такого не было. Вышел Каманин. «Комсомольская правда?» – сказал он. И на лице его мы увидели приветливость. Каманин когда-то летал спасать челюскинцев, получил Героя…

– Первого Героя Советского Союза…

– …«Комсомольская правда» писала об этом. Он об этом благодарно помнил, и нашу задачу он хорошо понимал. Он сказал: «Ну, откройте ворота». Нас запустили…

– А Николай Петрович Каманин был тогда главным по космосу в ВВС…

– Он был таким дядькой для космонавтов. За все: за их быт, за их сохранность, за их поведение и так далее. Вот он нас повел туда. Мы пришли. Большой зал внизу, на первом этаже. Стоял бильярд. Мы знали, что космонавт находится тут. Страшно волновались. От нечего делать начали играть в бильярд, и вдруг по деревянной лестнице топ-топ-топ – сбегает какой-то лейтенант. Подходит к нам: «Здравствуйте, ребята!» И тут мы поняли, что космонавт перед нами стоит. Волнение было необыкновенное.

Мне немедленно захотелось его снимать, как-то снять надо было интересно. Фотограф в этот момент во мне проснулся… И вдруг мне пришло в голову, что мы с ним должны сыграть в бильярд. Я играю в бильярд никудышно. И он согласился, пожалуйста. Веселый. Приветливый необыкновенно. Я его снимал за игрой в бильярд. Надо было снять как-то так… Я такой объектив применил: шар был крупный, а он с кием на другом конце стола.

Обаяние его было необыкновенным! Помню последние слова. Кто-то его потянул сзади, с нами долго не надо оставаться, с ним должны были подробно побеседовать врачи, техники и так далее. Он должен был по свежим впечатлениям рассказать, что он испытал. Поэтому с нами он побыл минут десять, не больше того. Потом убежал. Мы, ошарашенные, стояли совершенно счастливые. Никого из журналистов больше не было.

С этой дачи мы поехали в гостиницу. Ночь мы не спали.

– Это 12 или 13 апреля?

– Он 15-го прилетел в Москву. Это скорее всего было 14-е. А, нет, 15-го газета вышла с моей фотографией.

– Значит, это 13 апреля было.

– 13 апреля.

– А почему он был в лейтенантских погонах, он же майора сразу получил, пока летел…

– По-моему, он поначалу был в лейтенантских погонах… А в самолете в Москву он уже летел с майорскими погонами. Успели другой китель ему передать.

Ощущение счастья непостоянное для человека. Приходит в какие-то моменты жизни. Вот тогда были минуты подлинного счастья. Мы видим то, о чем страна сейчас говорит, он с нами говорит. Я помню, Павел сказал: «Юра, пожалуйста, оставайтесь всегда таким, каким мы вас вот сейчас узнали!» Это были слова, сказанные при прощании с ним в тот день.

Утром заехала за нами машина, и мы поехали на тот аэродром, куда мы вчера приземлились. Туда эскорт машин, приехал Гагарин, поднялся в самолет. Весь завод заполнил это поле. Все аплодировали, и это был счастливый час, который объединял всех людей. Гагарин какие-то слова говорил, я сейчас не помню какие. Я его сфотографировал стоя на лестнице в самолет. Снимок остался, он протянул руки… Ему показывали на часы: надо лететь, потому что на трибуне в Москве уже собрались люди, мы это знали.

Мы сели в самолет. Была стюардесса, был Гагарин. Мы сели рядом, пили чай, закусывали и по-человечески разговаривали. Сфотографировались с ним вместе. Пашка рядом, потом я с ним рядом…

– Интервью брали?

– Просто за жизнь разговаривали. Вспомнили старые и свежие анекдоты. Один рассказал Гагарин: «Мастерская художника. Обнаженная модель продрогла. "Оденься, – сказал художник, – и присядь выпить чаю"

. Сидят, пьют. Вдруг художник вскакивает: "Скорей раздевайся, жена идет…"»

Подлетаем к Москве. Полет где-то два часа, может меньше. Ил-18 был. У нас маршрут был исключительный: мы пролетали над Кремлем! На очень небольшой высоте. И мы увидели Москву, запруженную людьми! Это был неподдельный, подлинный энтузиазм людей, счастливых от того, что в космосе побывал наш соотечественник. Я спросил: «Юра, вы ожидали такое?» Он говорит: «Я так представлял, что нерядовое дело, но чтобы такое… Это немыслимо!» От Кремля до Внукова лететь совсем мало. Мы сдули с него пылинки, открыли дверь, и он пошел по красной дорожке. И тут мы увидели, что одно недоглядели: у него шнурок был не завязан на ботинке. И вот он так мотался. Мы с Пашкой всегда вспоминали это момент.

– Его имиджмейкером, как сейчас говорят, были вы?

– Терпеть не могу иностранных слов.

– Вы чувствовали вину за этот шнурок?..