Юрий Ларин. Живопись предельных состояний

Встречались они и в Москве – вплоть до отъезда Коржавина (которого друзья звали Нюмой, и Ларин тоже) в американскую эмиграцию в 1973 году. Последняя их встреча состоялась уже в перестройку, на поэтическом вечере в московском музее Вадима Сидура. (Надо сказать, тот приезд Наума Моисеевича на родину сопровождался несколькими его выступлениями на аудиторию и воспринимался как запоздалый триумф – увы, не переросший во всенародную славу). Ольга Максакова хорошо запомнила волнующий момент:

Почти слепой Наум подписывал свои сборники, я помогла плохо ходящему Юре вскарабкаться на несколько ступенек, он назвал себя, круглый Коржавин с трудом встал из‐за стола, они обнялись; кажется, оба расплакались. На этом вечере Юра сделал несколько набросков, потом по памяти написал зеленого Коржавина – сейчас эта работа хранится в Литературном музее.

Серединой 1960‐х датируется и знакомство Ларина с другим представителем литературной среды, отчасти диссидентской, – с Натальей Ивановной Столяровой. Как мы помним из предыдущей главы, он так и не получил повторной, персональной аудиенции у Эренбурга, а вот с секретарем Ильи Григорьевича у него завязалась долгая дружба. Хотя ограничивать роль Столяровой в жизни московской интеллигенции одной лишь секретарской функцией, пусть даже при столь значительной фигуре, как Эренбург, совершенно несправедливо. Она была человеком бурной, драматической биографии, куда уместились и скитания по Европе в раннем детстве вместе с родителями-эмигрантами (оба были членами партии социалистов-революционеров, причем мать – еще и тюремной беглянкой, приговоренной к смертной казни за участие в неудачном покушении на Столыпина), и воспитание в приемной семье, и учеба в Сорбонне, и душераздирающий роман с писателем Борисом Поплавским, рано и загадочно умершим, а ныне культовым среди интеллектуалов, и приезд в Россию, которой она никогда не видела, в середине 1930‐х, что обернулось для нее восемью годами лагерей. Позднее, начав работать у Эренбурга, да и после его кончины, Наталья Ивановна принимала деятельное участие в диссидентском движении – в частности, помогала переправлять за границу рукописи Солженицына и Шаламова.

Юру она полюбила, видимо, сразу, с первой встречи. Сам Ларин описал их знакомство так:

Я получил от нее письмо. Она представилась секретарем Эренбурга. Написала, что к ней приехал ее давнишний приятель Анатоль Копп – историк авангардной архитектуры 20‐х годов. «Вы знаете – Голосов, Веснин и так далее. И вот он будет у меня три дня. Если вы сможете, ему будет очень интересно, потому что у него есть даже глава – Юрий Ларин». Дело в том, что Юрий Ларин был одним из основателей домов с выраженными новыми принципами архитектуры, коммунистическими. Например, он предлагал строить дома, где не было бы кухонь, а просто общие столовые, куда жильцы могли ходить обедать. Вся остальная площадь предназначалась для жилья.

Я пришел к Наталье Ивановне. Она жила в маленькой квартирке в Даевом переулке. Познакомила меня с Коппом, который подарил мне свою книжку, изящно изданную, с надписью «Юрию Ларину в память о Юрии Ларине». Он предлагал сотрудничество, потому что узнал, что я учусь на дизайнерском факультете. Но я сразу отказался от участия в этой работе, сказав, что намереваюсь после Строгановки целиком заниматься живописью.