Ив Сен-Лоран

Его черный цвет — это не черный цвет одежды, поглощавшей свет, как костюм нотариуса или ряса набожной монашки. Нет, это сильный и простой черный цвет, который окружал фигуру, не обнимал, а, наоборот, делал стройнее. «Мне нравится черный, потому что он говорит за себя, он рисует, он стилизует. Женщина в черном платье — это карандашная линия. Но осторожней, речь идет не о „маленьком черном платье“, которое носят с жемчугом и норковым палантином. Речь идет о современном черном. Я всегда освещаю его золотом в пуговицах, на поясе, в цепочке. Я подсвечиваю его очень длинными шарфами, свободными, часто белыми. Черный цвет красив и на свету, и на солнце. Я ненавижу яркие цвета — желтый, оранжевый, розовый, бирюзовый, — все это глуповато»[426]. Черный подчеркивал цвет лица напудренного героя светской жизни на высоких каблуках. Мягкий камзол из шелкового бархата с вышитым воротником возвращал нас к блистательному портрету короля Филиппа работы Ван Дейка, представленного в лондонской галерее Wallace Collection

. Джин Шримптон, самая популярная фотомодель в мире, позировала для Ги Бурдена[427] в этом королевском наряде. «Черный? Это хорошо для траура», — говорил Андре Курреж, который считал, что женщина красивее всего, когда она обнажена.

Десять лет прошло, и коронованный престолонаследник Диора был объявлен наследником Шанель. Он играл на этом факте с определенным кокетством, стараясь казаться старше своего возраста. Вот он позирует в блузе, держа в руке тросточку господина Диора. Он использовал любимые выражения Шанель и стал авторитарным в своих суждениях. Эта новая роль дала ему понять, что он больше не маленький принц. Теперь он взрослый мужчина, хотя стал им против своей воли. Он говорил об этом: «Перед каждой новой коллекцией у меня болезненный и вполне объяснимый страх. С моего двадцатилетнего возраста я чувствую, что наделен ответственностью, которая может меня раздавить: мой провал обрек бы многих людей на безработицу. Я часто бунтую… У меня никогда не было возможности быть молодым, то есть беззаботным». Но что бы он делал с этой беззаботностью? Ему пришлось бы забыть свои платья, о которых он высказывался лучше, чем о женщинах. Платья — это его героини. «Всегда есть платья, которые модель отвергает. Это как если бы кто-то вас не любил».

Ив Сен-Лоран обожал, чтобы им восхищались, его любили. В любви ему больше всего нравилась невозможность. Как и у Гадкой Лулу, у него был всего один враг — он сам. Комикс «Гадкая Лулу» был издан в 1967 году издателем Клодом Чу, в этом же году он опубликовал и историю наркотиков. «В отличие от Гюстава Флобера, который говорил: „Мадам Бовари — это я“, автор хочет уточнить, что не может быть и речи, что Лулу — это он», — написано в предисловии к комиксу, словно для того, чтобы отвести призраков от чересчур эффектной автобиографии. Этот король-анархист был одушевлен таким вкусом к порядку, что не выносил пародии на него. «Есть три вида кутюрье. Великие, настоящие, кто умеет делиться сердечным теплом (Баленсиага, Шанель), и портные, или горе-закройщики, которые все делают по-дурацки, нахлобучивают уши Микки-Мауса на головы моделей и привлекают женщин металлоломом»[428].

Ив Сен-Лоран был очень обидчив. Универмаг Bloomingdale’s

предложил ему открыть свой отдел в Нью-Йорке: «Вам повезло, что вы у нас. Здесь, когда вещи плохо продаются, мы их сразу снимаем с продажи», — говорила ему миссис Фицджеральд, куратор моды в Bloomingdale’s. «Мы все приостанавливаем», — решительно ответил Ив, не дожидаясь окончания обеда в отеле «Ритц». Король захотел открыть свой собственный магазин, и он его открыл на Мэдисон-авеню… 26 сентября 1968 года, в день открытия, стояла большая очередь: в три часа дня кассовый сбор достиг 25 000 долларов. Главный «бестселлер» — городские брюки, точная копия модели из коллекции Высокой моды, но стоимостью в десять раз ниже: от 145 до 175 долларов. Магазин был опустошен через три недели. «Ив — это „магия“», — писал журнал Time

. Почему это имело такой большой успех? Впервые модельер предложил женщинам современную одежду, как отмечал журнал, «не похожую на мини-платье или юбку-брюки, подходившие только девушкам до двадцати лет».

После разорвавшейся бомбы Куррежа, после скандала с мини-юбкой, что побудило Ивонну де Голль[429] укоротить свои юбки на два сантиметра, кутюрье были встревожены волной культуры хиппи. Экзотика с нежным лицом заполняла гостиные: костюмы для сафари, платья бубу[430] и андалузские костюмы. Вечеринки были либо африканские, либо кубинские, либо креольские, либо таитянские. Девушки предпочитали получать в подарок машину, нежели платье дебютантки. Карден уже ухватил веяние времени и серьезно поставил на поток свои модели. Бизнесмен здесь явно побеждал кутюрье.