Если женщина — демон, не он ли ее лучший сообщник?! Ведомый эгоизмом, Ив не осуждал женщин, а разделял их желание заставлять мужчин вздыхать. Его совсем не привлекали девушки за двадцать пять и более, в блейзере и галстуке, которым журнал Time
посвящал обложки: молодые динамичные, любившие ужин из замороженных продуктов на оранжевых пластиковых подносах, читавшие «Американский вызов» Жан-Жака Сервана-Шрейбера[413] и шедшие в офис, струясь парфюмом Balafre. Он остался тем самым ребенком, который любил Баха и собак, а также Пикассо, Селина[414] и Арагона[415]. Он «ненавидел снобизм денег». Он бился за свои идеалы с карандашом в руке. В Париже формировались комитеты за мир во Вьетнаме. Жак Дютрон[416] пел «Семьсот миллионов маленьких китайцев… и я, и я, и я…» А Ив? Он не был сторонником ни Мао Цзэдуна, ни Че Гевары, и еще того менее защитником идеалов той старой буржуазии квартала Пасси, которая стучала зубами от страха в своих больших квартирах, похожих на лабиринты. Где он во всем этом? В то время как некоторые занимались культурными битвами, а провинциальные семьи уезжали восхищаться Тутанхамоном, он оставался наблюдателем, внимательно следил за тем, что все игнорировали во имя то ли последней битвы с капиталом, то ли ханжеской морали — за опасностями человеческих встреч.Сен-Лоран создал чувственные костюмы для «Потерянного рая», балета Ролана Пети в Ковент-Гардене (с Марго Фонтейн и Рудольфом Нуреевым в «поп-арт»-декорациях Мартиала Райса[417]
). Это уже были не линии, а тела в движении. Адам, с голым торсом, в колготках с низким поясом, на тонких подтяжках, бросался вперед, кошачий, солнечный, опутанный желанием женщины…В декабре 1967 года весь светский Париж, в черных шелковых костюмах в стиле Мао и париках хиппи, воспринял этот балет неоднозначно. Ли Радзивилл сидела рядом с Авой Гарднер, с белыми камелиями в волосах. Лесли Карон — в мини-юбке с пайетками, Мик Джаггер сопровождал Марианну Фейтфулл[418]
. Пришла Мария Каллас. Сен-Лоран пришел в окружении своих поклонниц: баронесса ван Зюйлен, Элен Роша в смокинге, графиня Ким д’Эстенвиль, Зизи Жанмер в розовом платье. Он был абсолютно спокоен среди этой суеты.Он не создавал бумажных платьев, или ботинок в стиле go-go
, или туник в виде занавесок для душа, которые продавались в Нью-Йорке в магазине Paraphernalia, ставшем частью модных киноинсталляций. Никогда модельер еще не был настолько лишенным революционной жилки. В 1966 году Пако Рабан объявил, что хочет «пластифицировать» моду, и представил свои металлические платья в галерее Iris Clert. У Сен-Лорана не было никакого металла, никаких острых углов, ничего, что обхватывало тело с чрезмерной наглостью. Он провоцировал тело, не причиняя ему вреда и не доставляя болезненных ощущений. Он скользил, предлагал, приглашал куда-то с ноткой эксклюзивности. Это был не гипноз и не лозунг. Это была необходимость. «Как художник находит свой стиль, так и женщина должна найти свой. И когда его находит, какой бы ни была мода на данный момент, она может быть уверена, что обладает силой обольщения».Соня Рикель, которую в Америке прозвали «королевой трикотажа», произвела революцию в области вязания. «Значительный персонаж», — не забыл позже, в 1993 году, упомянуть ее Ив Сен-Лоран. Он не изобретал одежду, он создал стиль из prêt-à-porter
. Воспользовавшись доверием современников и умением работать с телами андрогинного типа, он спокойно направлял и переключал моду, куда считал нужным. Он спасал и проветривал на свежем воздухе Высокую моду, похороненную заживо в замках. Сен-Лоран избавил ее от старомодного кокетства, бантов, спертого запаха старой сумки, чтобы вдохнуть в нее энергию, которая спасет ее от смерти, но не сделает счастливой, как не делают счастливыми пожилых дам их дети, которые перевозят их в слишком современные квартиры. «У нас одинаковый взгляд на моду», — говорил Сен-Лоран о Шанель.