Ив Сен-Лоран

Родившийся в Берлине в 1920 году, получивший австралийское гражданство, Хельмут Ньютон стал хранителем памяти. «Роковая женщина всегда меня интересовала больше, чем девственница, потому что вся моя молодость прошла в Берлине. Я начал фотографировать лет в двенадцать». Так же и Ив Сен-Лоран восстанавливал чарующие моменты юности благодаря своей моде. Эти платья, драпировавшие тело, декольтированные, подчеркивавшие бедра и талию, эти плиссированные шорты из крепа, эти голые спины а-ля Ван Донген в разрезе костюма из альпака появились на фотографии там, где когда-то родились в прошлом — на страницах журнала Vogue. Сам журнал защищал Сен-Лорана и предоставлял свои страницы для Хельмута Ньютона с его глянцевыми пин-апами со сладкими и горькими губами. «Прощай, фольклор и переодевание, прощайте, неврастенические ткани. Нет, Ив Сен-Лоран не так отвратителен, как о нем пишут. Нет, Париж не убил моду», — писалось в рубрике «Точка зрения» журнала

Vogue в марте 1971 года. «Я хочу одежду, которая даст женщинам новые возможности обольщения». Именно в Vogue

Ив Сен-Лоран позировал для фотографа Жанлу Сиеффа в окружении своих моделей — Энни, Эльзы, Жаклин — и девушек из Casino de Paris. Ясно было одно: эта ретроколлекция куда серьезнее, чем просто модный ход. Она получила импульс от чего-то более мощного, чем вдохновение модельера — от необходимости работать для театра, чтобы выразить свои фантазии на подмостках, когда в мире все фальшиво, чтобы наконец стать более правдивым, чем в обычной жизни.

Именно в Casino de Paris Ив Сен-Лоран, свободный от своего модного Дома и клиенток, признавался в любви Панаме… «Вы, мадемуазель, да вы, выйдите, пожалуйста, вперед», — говорил молодой кутюрье, который за кулисами зала на улице Клиши выглядит как большой дылда, потерявшийся среди пайеток. Гетера из «Миллионеров» (один из номеров ревю) делала шаг вперед, она почти голая. Рыжая девушка в черных чулках правой рукой в стразах опирается на бедро, а левой крутит в воздухе маленькую вечернюю сумочку. Красно-белые лебединые перья пенились в углу сцены. Черный лисий мех обвивал этих женщин, хвостом попадая в каплю страза на голове. Этих рыжеволосых женщин он уже описывал в юношеском стихотворении «Зачем говорить о любви». Вот теперь, двадцать лет спустя, он провоцировал их появление на сцене. «Ты будешь с ними порывистым, суровым, нетерпеливым, так что плотское удовольствие охватит все их существо». Это они, стервы с большим сердцем, девочки, которые не родились с доходами. Их прошлое — панель. Будущее — особняк. Это женщины, чья жизнь производит много шума, а смерть часто проходит незамеченной. Таких женщин гомосексуалисты обычно выбирают себе в кумиры. Они чарующи, наигранны, трагичны и триумфальны. Они чудовища. Они очаровательны и равнодушны, эгоцентричны и расчетливы. Они играют комедию, чтобы не пасть низко, бросая вызов той ужасной пропасти, которая все ближе с каждым днем. Их элегантность всегда заметна, но в важные минуты жизни у них обычно нет платка, чтобы вытереть слезы вперемешку с тушью. Не находя счастья, они бегут от скуки. Предательства, убийства, капризы, безнадежная любовь развлекают их в этой проклятой жизни.

Casino de Paris

представляло свое новое ревю «Зизи, я люблю тебя». Оно было экстравагантнее предыдущих, где Ролан Пети «хотел реабилитировать плохой вкус». Без гейш, без ча-ча-ча, без ночей «фламенко». Тридцать шесть картин, тридцать две танцовщицы. Четыреста мест, малиновый плюш и позолоченная лепнина. Освещение аттракционов, стразы, пот и перья. Серж Генсбур написал все песни для Зизи. «Шампунь, брют, вампиры, шлюхи, звезды, цари, любовь, жрицы любви, пей их или перья носи». Мишель Легран[565] и Мишель Коломбье[566] написали музыку.

В общей сложности было сшито шестьсот костюмов, которые создали Эрте, Леонора Фини, ей был поручен «Шабаш ведьм», и Ив Сен-Лоран, который полностью погрузился в ревю. Ничего не подходило, не выглядело достаточно роскошно для Сен-Лорана Великолепного. «Нужна белая лиса», — говорил Ив мягким голосом. «Это стоит миллион!» — восклицал его ассистент Гектор Паскуаль[567], кто просчитывал его мечты… В итоге ревю стоило пятьсот миллионов франков. На сцене стояли уличные фонари, с неба спускалась гондола, она скользила среди венецианской ночи, красных бархатных домино и одежды из черного винила.