Ив Сен-Лоран

Из какого фильма он позаимствовал этот белый костюм со слегка колониальным привкусом, в котором Катрин Денёв позировала Ньютону для обложки журнала Vogue? Или его «неглиже», будто взятые из фильмов студии Twentieth Century Fox? Лоретта Янг

[584] в фильме «Кафе „Метрополь“»? Джин Харлоу в картине «Обед в восемь»? Достойная модного Дома, как будто из фильмов голливудских режиссеров Джорджа Кьюкора или Эрнста Любича, которым Синематека посвящала ретроспективные показы, роскошь восстановила свою интимную атмосферу. Округлая, извилистая, атласная женская фигура, выгнутая как гусеница и одетая в черный бархат, символизировала новый «домашний» гламур. Прощайте, экстравагантности и акриловые блондинки Вессельмана. Теперь приветствовался бледный цвет лица, более хрупкий, более нежный образ красоты из фильмов Кьюкора 1972 года, как предписывали модные журналы: голубые маски для лица, крем с морскими экстрактами, декольте в форме лилии для выходившей из молочной пены женщины, стакан виски, шампунь и маленькие волшебные баночки с косметикой, которые обычно прятали в несессере для туалетных принадлежностей на маршруте Лондон — Стамбул в вагоне «Восточного экспресса».

«Голый генеральный директор» оделся. Время скандалов прошло, и тому была причина. В 1972 году вместе с Пьером Берже он выкупил свой модный Дом и лицензии у фирмы Squibb: кредит, подлежавший оплате в пятнадцать лет с процентной ставкой в 2 %. Ришар Ферло оставил за собой линию парфюмерии. Для рекламного фото Ив позировал в белом костюме «Казино» с легкостью соблазнителя 1930-х годов, что едва оттеняли модные детали начала 1970-х: широкие штаны, уложенные парикмахером волосы, белые носки, туфли с белыми шнурками. Он пытался носить контактные линзы. Напрасно. Реклама его модного Дома появилась в журнале Connaissance des arts

.

Ив уже не был слегка бородатым дылдой в джинсах и вязаной открытой майке, но шарм никуда не делся. Он забавлялся, скрещивая и расставляя свои длинные ноги, точно киноактер, кумир со студии Mеtro Goldwyn Mayer. «Все его жесты казались рассчитанными, он двигался, распространяя особую ауру», — вспоминал современник. Он курил ментоловые сигареты, следил за фигурой, никогда не употреблял сахар, только сахарин. В Марракеше его фотографировали на площади Джемаа-эль-Фна в белых брюках, белой рубашке, мокасинах из мягкой белой кожи. Журналистам из Vogue он советовал ресторан «Арабский дом», «хоть он и стал туристическим». В Нью-Йорке его останавливали на улице и просили автограф. Вот в каких выражениях в марте 1972 года высказывался о его весенней коллекции журнал

Harper’s Bazaar: «Этот человек сегодня, говоря просто и ясно, — величайший кутюрье в мире». Его амбиции ничем не были ограничены. Не говорит ли он сам, что его коллекции обращены «к двадцати миллионам француженок»? Разве он не первый модельер, выставивший собственную фотографию в своих бутиках?

Но целая эра подходила к концу. «Я не приезжал в Марракеш с 1972 года», — рассказывал Филипп Коллен. «Мы потеряли друг друга из виду, — вспоминал Жанлу Сиефф. — 1960-е годы закончились. Мы прожили целую эпоху в расслабленном состоянии. Я начал затем путешествовать. Модный Дом Сен-Лорана, где всегда стояли тридцать стульев для „членов семьи“, стал большой коммерческой машиной. Как-то все разладилось. Я больше не виделся с Шарлоттой Айо, Филиппом Колленом, Элен Роша. С Пьером Берже мы снова встретились лишь в 1982 году. Десять лет спустя Ив позвонил мне: он хотел, чтобы я сделал портрет его матери. У него был ужасный голос, он был явно пьян. Я все еще убежден, что он подвержен страстям. Но ужаснее всего на свете — успех. Требуется сильнейший характер, чтобы противостоять ему. Ив не принимает ни малейшей критики. У него гремучая смесь гордости и неудовлетворенности собой. Он по-настоящему неврастеник…»

Ив Сен-Лоран стал французской звездой моды со своими требованиями, причудами, взлетами и падениями; с его увлечением шампанским Roederer

; с его желаниями, которые заставляли страдать; с его прекрасными вылазками на черной «божьей коровке»; с его бабьим летом в Венеции, где он приходил в ресторан Cipriani в конце августа, чтобы полюбоваться на Gloria Storica, гонки гондол в масках и исторических костюмах, праздник Большого канала, который проходил каждое первое воскресенье сентября. Он принадлежал Парижу божественного декаданса. Шампанское, перья, петарды и вазелин. В клубе «Семерка» кубинец Ги Куевас с внешностью большого ребенка стал «диджеем».

Ив, у которого никогда не было страсти к ночным клубам, все же остался завсегдатаем «Семерки». Он отдавал ключи от своей машины швейцару и забирал ее на рассвете на авеню Опера. «Я видел, как он добрел до стоянки такси!» — говорил парижанин, свидетель утренних часов Сен-Лорана.