Ив Сен-Лоран

Появились значки «Убить „Опиум“, бойкотировать Squibb», затем петиции. Война началась. Некоторые аптеки вывешивали плакаты: «Здесь продают „Опиум“». 4 мая 1979 года на Манхэттене демонстранты прошли перед штаб-квартирой многонациональной корпорации. «Продавать духи под названием вещества, которое убило миллионы людей в Китае и других странах, вы считаете нормальным?!» — кипел гневом Джеймс Цо. «Расслабьтесь, это просто новые духи», — озаглавила статью New York Times

… Несмотря на скандал или благодаря ему, это был коммерческий и медийный успех: никогда еще, начиная с «Номера 5» Шанель, духи не заставляли литься столько чернил. Это были духи любовницы с животным эротизмом. «Опиум» сподвигнул на создание других «чувственных», пряных, янтарных, восточных ароматов. Скоро повятся Obsession от Кельвина Кляйна, Poison

от Диора, Samsara от Герлена.

Кто, кроме этого любителя помады и черных чулок, мог бы запустить золотистые пудреницы, которые позволяли «сделать» губы без заглядывания в зеркало?! И вообще, направить ассортимент «товаров красоты» по линии цвета — индийский розовый, изумрудно-зеленый, интенсивно-синий, красно-лиловый, чтобы они подходили к его тканям? 38 товаров, 80 референсов: 18 марта 1978 года запустили линии Saint Laurent Beauté

с Maxim’s. Флаконы из толстого стекла, кисточки из волоса пони, застегивавшиеся косметички, позолота по всей линии с отпечатком черно-красного квадрата, где стояли буквы YSL

. У каждой женщины теперь было чувство, что она носила с собой немного этого металла: разве золото не стало за последние десять лет стабильной валютой?! Благодаря ему, уже больше не говорили о тенях, туши, блеске для губ или румянах, но о «макияже» для век, ресниц, губ, щек. Начиная с 1977 года линия красоты Сен-Лорана, ее символами были три образа — Кармен, море и Восток, возвратила видения кутюрье. «Женщине, которую я одеваю, не хватало лица»[697]. И снова он первый. Он придал косметике 1970-х, где преобладали бежевые и прозрачно-розовые тона, бодлеровские достоинства. Тем не менее он оказался единственным, кого нельзя было обмануть и кто говорил: «Самый красивый макияж женщины — это страсть».

Ив Сен-Лоран попался в свою собственную ловушку. Чем больше он доказывал, что жив, отдавая всего себя профессии, тем больше росли сомнения, подозрения, слухи. Чем больше он показывался в обществе, тем меньше прощалось его отсутствие. Он думал, что защищал себя от Парижа, находясь в Марракеше, но Марракеш теперь стал неотделим от Парижа. Он хотел отойти от моды, а она поймала его. Живопись? «Я отношусь к своим тканям как к гуаши», — сказал он однажды. Клиника? Здесь он рисовал, звонил поставщикам. Некоторые даже говорили, что там он иногда развлекался. Его комната? Она была впервые сфотографирована для New York Times Magazine в 1977 году. Его друзья? Он дарил им эскизы из своей коллекции и часто на фирменном бланке для писем рисовал своих женщин сильным черным штрихом, как удар ножа. Все перевернулось с ног на голову: незнакомые люди с осведомленным видом беспокоились о его здоровье.

С января 1977 года все и началось, когда одна американская журналистка написала, что Ив Сен-Лоран в «плохой форме». С тех пор все приходили, чтобы увидеть, как он «выходит» к своим манекенщицам, чтобы в конце статьи утверждать: «Ив Сен-Лоран жив и чувствует себя хорошо». Пьер Берже сообщал желавшим узнать о здоровье кутюрье. «Это правда, — говорил он Элен де Туркхайм в марте 1977 года. — Сен-Лоран страдает уже два года от нервной депрессии, и это займет год лечения, чтобы он окончательно пришел в форму. Но я заявляю со всей определенностью, что у него нет рака, нет серьезных заболеваний или чего-то такого, что должно быть скрыто. Кроме того, несколько курсов лечения в американской клинике не помешали ему представлять все более блестящие коллекции, которые вызывают зависть многих его здоровых коллег». Пьер Берже охранял храм. «В некотором смысле Ив родился с нервной депрессией, он просто не знал, что это так называется. Ив — художник, который всегда в отчаянном поиске совершенного совершенства».