Ив Сен-Лоран

Час пробил и для него. «Сен-Лоран настороже, на цыпочках», как заметил Люсьен Франсуа в своем редакционном отчете, где критиковал «старомодных женщин». «Ив Сен-Лоран — декоратор». Говорили, что он создал свои тридцать новых черных платьев специально для демонстрации украшений. Американцы называли их «туннелями». Тень Диора удалялась, оставляя наследника-дофина на этот раз в полном одиночестве. Он получил свою военную повестку. Он будет призван в состав вооруженных сил 1 сентября 1960 года.

Пропавший человек

Август 1960 года будущий призывник Ив Сен-Лоран проводил с Пьером Берже в местечке Ле-Канне, на вилле Алисы Шаванн, редактора рубрики «Красота» из журнала Elle. Еще одна дама, тоже журналистка моды, Сьюзен Трейн, представлявшая в Париже американскую редакцию

Paris Vogue USA, вспоминала, что Ив выглядел тогда очень несчастным. «Он редко ходил на пляж. Пьер поддерживал его, мы пытались хоть чем-то развлечь его».

Его личное несчастье совпадало с громкими новостями. В сентябре 1960 года в Париже началось слушание процесса Джинсона, общественный настрой был на взводе. «Манифест 121»[244] резко высказал свою позицию, требуя уважения к праву на неподчинение. Парижская интеллигенция — университетские профессора, ученые, писатели и журналисты — сплотилась для поддержки молодых осужденных. В своем письме военному трибуналу Жан-Поль Сартр заявил о своей солидарности с обвиняемыми. Жан-Жак Серван-Шрейбер[245] опубликовал в L’Express

от 21 сентября воинственную передовицу: «Это уже гангрена. Власть может вырезать эту гангрену, ампутировать, связывать жгутом, но болезнь сильнее, чем она. (…) Противостояние между гражданами и военными уже началось. У каждого из нас есть возможность вмешаться, найти правильный и верный способ, поддерживая лучших среди молодежи…(…) Этот крестовый поход может положить конец нелепой войне и дать рождение новой Франции».

Появились письма с подписями против цензуры. Конфискации. Страх. Аресты. Конфликт между двумя поколениями ожесточился, а «штаб» Дома Dior был твердо уверен, что Иву нужно пройти службу в вооруженных силах. «Мы знали, что он родился для того, чтобы держать в руке карандаш, а не винтовку», — признавался все же Жак Руэ тридцать лет спустя.

Смелый молодой человек, создатель летящих платьев-трапеций, падал на дно пропасти. «Гибкость. Легкость. Жизнь», — заявляла зрителю программка его последней коллекции. Теперь он становился одним из 500 000 мобилизованных молодых парней, которых бросят в «черную дыру» 1960 года.

1960 год — это был год переломов. Страх перед «черными куртками», страх перед покушениями, все жили на нервах. Пять землетрясений, шестьдесят два дня восстания, триста шестьдесят шесть дней войны в Алжире, семнадцать стран, добившихся независимости, Нобелевская премия, присужденная Сен-Жону Персу[246]. Таков был итог года. Молодые люди выступали с обвинениями, семьи молчали: «О грязных вещах за столом не говорят». Началась эра подозрения. Герои оказывались на кладбищах: Пастернак, Сюпервьель

[247], Жак Беккер[248], а затем и Камю.

Бессонные ночи, кофе, слезы… Много молодых приличных людей обнаружили в себе актерский талант и хорошо справились с ролью «неумех». Обиженные жизнью теперь могли демонстрировать свои изъяны.

Военный госпиталь Беген в Сен-Манде, комната 39. Затем госпиталь Валь-де-Грас, «высокий храм, чей торжественный купол летит к небесам, украшает великолепную улицу Парижа», как писал Мольер три века назад. Ив Сен-Лоран прибыл в госпиталь 20 сентября 1960 года.

Два дня спустя в газете Le Monde появилась информация: «Господин Ив Матьё-Сен-Лоран, в течение последних нескольких лет модельер Дома моды Dior, призванный в ряды вооруженных сил несколько дней назад, в настоящее время находится под наблюдением в военном госпитале. Хотя Министерство вооруженных сил отказывается давать какую бы то ни было информацию, касающуюся молодого человека, одного среди многих, выясняется, что состояние здоровья господина Сен-Лорана, который, по-видимому, страдал уже несколько месяцев нервной депрессией, стало причиной этих необходимых мер».

Он был комиссован в ноябре, «потому что его здоровье не улучшилось». В различной деловой переписке дело Сен-Лорана связывали с делом Жака Шарье, который с 10 декабря получил временное освобождение от службы. Военный врач отправил молодого актера обратно, к семейному очагу. Что же касалось Ива, его оставили на шесть недель в изоляторе.

Только одному человеку разрешено было приходить к нему каждый день — Пьеру Берже. Он вспоминал: «Я описал профессору Жюлье печаль матери Ива и уговорил позволить ей увидеть сына, по крайней мере, хотя бы один раз».