Ив Сен-Лоран

Шанель не рисовала, она отрезала и выверяла прямо на манекенщицах. Она делала костюмы для женщин, которых знала до кончиков пальцев, так как ее первая и последняя модель — это она сама. Ив Сен-Лоран, напротив, был вуайеристом. Он все еще рисовал модели для идеальной женщины. «Манекенщицы? Для меня это только модели. Я не думаю о них как о женщинах. Если что-нибудь в них привлекает меня, так это возможность найти яркую линию…» Видения влекли его в мир, которого так боялась перепуганная эпоха. Именно она превозносила до небес таких изысканных девушек, как «Мари-Шанталь», с юмором зарисованную светским репортером и другом Ива Жаком Шазо[237]: «Она бросила свою машину на обочине, потому что пепельница в салоне была переполнена».

Коллекция, представленная в июле 1960 года, оказалась неожиданно мрачной. Налицо было пристрастие к фиолетовым тонам, от «сливы» до «черного тюльпана». Первая модель называлась «На последнем дыхании», последняя — «Зурбаган». Они были слишком сложны и недоступны для копирования. Ив Сен-Лоран казался взбалмошным и эксцентричным. Журнал Intransigeant

увидел в нем мужчину, который соблазнял маленьких и больших «звезд». Бессмысленное утверждение, если учесть, что новый Голливуд жаждал скорее респектабельности. Актеры стали бизнесменами. На бульваре Сансет «кадиллаки» со встроенными кондиционерами заменили машины марки «Дюзенберг» в кричащих тонах. Кинодивы погрузились в наркотики и одиночество. Продюсеры нашли им замену: это итальянские звезды, Софи Лорен или Джина Лоллобриджида, с пухлыми губами, глазами газели, туфлями на шпильках и щедрыми декольте. Джейн Мэнсфилд[238], с ногтями бирюзового цвета, еще пробовала сняться голой для Paris-Match

в своей розовой ванне в форме сердца, но золотой век подошел к концу. Он унес с собой секреты всех этих фатальных женщин, по отношению к которым Ив Сен-Лоран будет еще не раз выказывать знаки восхищенной преданности.

Тонкие, гибкие, с кошачьей фигурой, его манекенщицы носили платья с названиями запретных ночных удовольствий: «Нежное безумие», «Виски», «Черный ирис», «Курильщица», «Сладкая жизнь». Название фильма Феллини только что осудил Ватикан. Эти платья как будто обращались к женщинам, которых подстерегали таинственные исчезновения, вроде героини Жанны Моро[239] в фильме Антониони[240]

«Ночь». По той чувственности, с которой платье-веретено подчеркивало формы женского тела, почти не касаясь его, было видно, что Ив Сен-Лоран руководил своими манекенщицами, как Антониони — актерами: «Я ухитряюсь заставить их потерять контроль над собой так, чтобы они это не заметили».

Он сомневался, но знал, что никогда не откажется от опасных экспериментов, от этих «заумных и нездоровых ансамблей, не имеющих никакого отношения к изяществу», которые журнал Le Figaro включил в свой список моделей, «снижающих репутацию Парижа»[241]

. Он понял, что эта червоточина приведет его к богатству. Он боролся, искал, внимательно фиксируя менявшийся мир, находил свободную технику рисунка, чтобы дать слово новым жестам и позволить современной женщине, не обязательно хорошо воспитанной, ощутить чудесный беспорядок, скрытый в ней самой.

С одной стороны, он упрощал, искал подвижных женщин, а не тех, кто передвигался по городу на заднем сиденье машины, с водителем, который потом носил за мадам маленькие пакеты. Он создал модель пальто для автомашины — воздушное, с широкими проймами, разрезами по бокам, с хлястиком. С другой стороны, он сам придумывал прошлое, с той лихорадочной одержимостью новичков, которая заставляла Делакруа когда-то говорить о них: «Они хотят все втолкнуть в картину, ничем не жертвовать». Сен-Лоран прославлял своих воображаемых инфант. Для них ему ничего не было жалко, пусть оно было чрезмерным или дорогим: цепочки, жемчуга, подвески, шлемы из сетчатого тюля, платья из муслина, вышивка из черного янтаря, шелковые помпоны, бахрома с подвесками, расшитые камзолы, атласные кокарды. Эти все более и более показные наряды вызывали эффект преодоления реальности, потому что новости были действительно неприятными. В газетах говорилось, что у десанта передовых подразделений была только одна ясная миссия — выкорчевать, сломить, разбить сопротивление, не давая повстанцам ни отдыха, ни укрытия ни днем ни ночью. Генерал Бижар[242] демонстрировал свою форму цвета хаки в новостных изданиях. «У Бижара нет рубашки, как и у его солдат», — мог бы сказать сам генерал Бижар, автор книги «Из чащи в джунгли». Вот отрывок из этой книги: «Я настоящий хищник, я бессмертен. Мои ноги, как когти, цепляются за грязь дороги. Никакой обуви. С голым торсом, с карабином на плече, с гранатой на поясе, с полотенцем на голове, я супервьетнамец. Так же одеты мои солдаты. Наши тщательно подготовленные военные операции окупаются с лихвой»[243].