«Знамя чести и истины строгой Только крепкие в бурю несут…» — провозглашает поэт этику поведения человека искусства в годины общественных испытаний. «Обличитель чужого разврата…» вызвал многолетнее литературоведческое «расследование». А. М. Путинцев, С. Н. Прядкин, А. А. Измайлов, К. И. Чуковский считали эти строки направленными в Н. А. Некрасова. История литературы не подтвердила такого необоснованного заключения. Через год после написания этого стихотворения (опубликовано в 1865 г.) Н. А. Некрасов через посредника обратился к Никитину «с убедительнейшей просьбою» сотрудничать в «Современнике», «соглашаясь наперед на все Ваши условия насчет гонорария».
Лирика, как известно, обобщает, типизирует жизненные и природные явления, ей противопоказана документально-фактическая узость; во всем творчестве Никитина мы не находим конкретно-персонального плана, он был слишком большой поэт, чтобы опускаться до фельетонных упражнений. В «Обличителе чужого разврата…» затронута всегда волновавшая Никитина тема Поэта и Поэзии, разрабатываемая Пушкиным, Рылеевым, Лермонтовым, Некрасовым — мастерами, наиболее близкими ему по взглядам на общественное назначение художественного слова. В романтическую пору идейно-эстетических исканий Никитин решал эту тему отвлеченно-риторически, не без упования на некое высшее начало, в зрелый период, о котором сейчас идет речь, он, как, пожалуй, никто из его современников, так остро не переживал разлада между словом и делом художника, силой искусства и его ограниченными практическими возможностями. Он был поэтом действия, а не созерцания, поэтому во многих его стихотворениях так напряженно звучит нота гражданской активности. «Куда бежать от громких слов?» — спрашивал он («Покой мне нужен…»), призывая по завету Гоголя, к совестливому обращению со словом;
«Наш разумный порыв, Нашу честную речь Надо в кровь превратить, Надо плотью облечь», — упорно напоминал он «слугам добра» («Разговоры»), Лирический герой, «мученик, на все готовый», в стихотворении «Порывы», как на исповеди, обнажает свою мятущуюся между помыслом и поступком душу:
Этот мотив нравственной самоказни настойчиво варьируется в произведениях Никитина конца 50-х годов. В стихотворении «Горькие слезы» это душевное терзание, кажется, достигает наивысшего накала:
Не абстрактный гуманизм, а народные бедствия заставляют поэта развенчивать своего страдающего от «проказы века» лирического героя. Можно привести много примеров, когда тема Поэта и Поэзии переходит у Никитина из риторико-публицистического плана в план действительной жизни мужика-труженика, находящегося у своей последней черты. В этом отношении особенно характерно стихотворение «Теперь мы вышли на дорогу…», где после иронического вступления («О благе бедного народа Мы написали груду книг…») идут такие, например, безотрадные сюжеты:
Как далеки эти «прозаические», пахнущие нуждой строки от благоухающих метафорами строф, рожденных исключительно «для звуков сладких и молитв». Нет, не послушался Никитин совета Аполлона Майкова примкнуть «к царству, которое не от мира сего», но вот другое его наставление: «…не предавайтесь романтизму, но выработайте из себя благородного человека, чтобы он дышал в Вашей поэзии…» — воспринял искренне и все свои недолгие творческие годы старался его выполнить. В нем всегда была эта гармония художника и личности. Один из авторов «Истории русской литературы XIX в.» (1909 г.) верно подчеркнул: «…строгое соответствие между высоконравственною жизнью Никитина и его задушевною лирикою обеспечивает за поэтом весьма долгую, если не вечную, память в благодарном потомстве». Прекрасный урок настоящим и будущим стихотворцам!
Мучительные раздумья Никитина о путях избавления крестьянства от помещичьей кабалы привели его к топору: