Иван Саввич Никитин

Уж на что выглядел робко по идейным устремлениям сборник Никитина, изданный графом Д. Н. Толстым, так и в нем обнаружилась «крамола» религиозного оттенка. 23 мая 1855 г. Д. Н. Толстой сообщал Второву: «Духовная цензура так долго задержала стихи Никитина, любезный Николай Иванович, что я уехал из Санкт-Петербурга, не дождавшись их выхода. Вот причина, почему они не изданы». Камнем преткновения послужило «Моление, о чаше». Духовное ведомство усмотрело в поэтически переданных евангельских легендах угрозу церковным устоям. Казалось бы, уставший от схваток с цензурой поэт отступит и обратится к более спокойным темам. Нет, он бился с нею до последних дней. М. М. Достоевский, вместе со своим братом редактировавший журнал «Время», в феврале 1861 г. писал де Пуле об очередной неудаче: «Что же касается до стихотворения Никитина, то его «Поминки» запрещены цензурой». В образе павшего от непосильной лямки крестьянского коняги трусливым чиновникам небезосновательно виделся символ смертельно уставшего от нужды и трудов хлебопашца:

Эх, конь безответный, слуга мужика,

Была твоя служба верна и крепка!Побои и голод — ты все выносил

И дух свой на пашне, в сохе испустил.

Особо внимательно было «недремлющее око» к демократическому журналу «Русское слово». Его издатель Г. Е. Благосветлов 26 октября 1860 г. писал де Пуле: «Передайте мой поклон милейшему Никитину и скажите ему, что стихотворение его («Теперь мы вышли на дорогу…» — В. К.) запрещено. С нами случился цензурный погром… Цензура вообще беснуется, и нас отдали кретину». Лишь спустя четверть века стало возможным познакомиться со строками, в которых подспудно звучал призыв к борьбе с крепостничеством.

Цензурные частоколы обходили по-разному: пользуясь глупостью и ленью иных чиновников, взывая к их разуму, задабривая их подношениями… Но встречались в стане цензуры, хотя и очень редко, люди порядочные, предпочитавшие поступиться выгодной карьерой, только не нравственными принципами. Один из них — Николай Федорович фон Крузе, «благословивший» целый ряд никитинских произведений. Служба его в Московском цензурном комитете продолжалась всего около четырех лет, с 1855 по 1858 г., но благодарной памяти русских писателей ему хватило на всю жизнь.

В секретных бумагах московского генерал-губернатора графа А. А. Закревского, в «Списке подозрительных лиц в Москве», о нем сказано: «Цензор, приятель всех западников и славянофилов… корреспондент Герцена, готовый на все и желающий переворотов». Когда Крузе «убрали», приветственный адрес ему подписали 49 русских литераторов, среди них Чернышевский, Добролюбов, Салтыков-Щедрин, Некрасов.

Цензурная история никитинского «Кулака» и ряда других сочинений была благополучной благодаря сочувственному к ним отношению уже попавшего тогда под подозрение чиновника. «Вчера я имел несчастие узнать печальную новость об удалении фон Крузе с поприща его благотворной деятельности, — писал Никитин 2 января 1859 г. — Грустно! Наша литература понесет в его лице огромную потерю». Поэт не ошибся. Доказательство тому — нелегкая цензурная судьба сборника «Воронежская беседа на 1861 год», где печатались два крупных произведения Никитина — поэма «Тарас» и «Дневник семинариста». Сообщая о прохождении последней вещи через казенное чистилище, он писал одной из своих корреспонденток: «Цензура долго меня мучила, наконец, пропустила ее с некоторыми пробелами».

МГНОВЕНИЯ ЛЮБВИ