Иван Саввич Никитин

Вернемся к сюжету поэмы. Не находит Тарас желанной воли и душевного покоя и на Дону, где виделся ему «рай в степях». Трудился он здесь не хуже кольцовского «Косаря» — во второй редакции произведения эта сцена выглядит так:

От радости вся кровь в нем заиграла,Когда в степи он размахнул косой;Как молния его коса мелькала,

Под ней трава ложилась полосой.

Крестьянская работа по сердцу Тарасу, но что-то надломилось в нем, его активная коллективистская натура уже не довольствуется свежими копнами, он задумывается над вопросами посложнее: почему мужицкая доля связана единственно лишь с хлебом насущным («Заботы всё одне!..») почему исстари пахари живут в грязи и ложатся в гроб, так и не познав иной радости, кроме преодоления крайней нужды:

И сгнили… Точно смерть утеха!Ищи добра, броди впотьмах,Покуда, свету божьему помеха,

Лежит повязка на глазах…

Кажется, вот-вот откроется тайна скитаний героя, спадет с его глаз повязка и предстанет мир, где не только полны закрома, но и полна высшего смысла жизнь человека-труженика. Он бродит по свету, так и не находя внутренней, духовной опоры крестьянского бытия. Неугомонный Тарас пытается развеять свою неутешную тоску в борьбе с грозной стихией («Схватил весло, — и тешился грозою, По гребням волн перелетал»), в разудалом дружном напеве («Гуляй, ребята! Вот моя мошонка! Да грянем песню… помогу!»), однако опять никнут его неосознанные порывы и грызет душу смутный непокой. Подался герой в бурлаки, исправно тянул лямку, но и эта адова работа не вышибла из его головы какой-то одолевающей его потаенной мысли. Непонятен этот силач-добряк и друзьям:

«Вот мы вчера к Тарасу приставали,Куда, — не пьет! Такой чудак!» —

«А что, Тарас, ты, право, крепче стали», —Сказал оборванный бурлак…

«Где ж доля-счастье?..» — спрашивает «стальной» мужик и не находит ответа, погибая в разбушевавшихся волнах при спасении товарища. А может, измученный и опустошенный, добровольно нашел конец в пучине?..

Хотел он крикнуть — замерло дыханье.И в воздухе рукой потряс,

Как будто жизни посылал прощанье,И крикнул — и пропал из глаз…

Поэма-загадка. Главный герой — напрасно погибшая народная силушка. Все комментаторы «Тараса» в один голос заявляли о незавершенности произведения, несоответствии заложенного в нем мощного духовного потенциала облегченной развязке. В поэме, замечает Н. Н. Скатов, не было опоры на широко охваченную жизнь народа. По замыслу автора, «Тарас» должен был представлять крестьянскую эпопею, в которой масштабно ставились самые насущные вопросы современности. А. С. Суворин, свидетель создания этой вещи, писал: «…Задумана была поэма, как нам известно, в широких размерах: Тарас должен был пробиться сквозь тьму препятствий, побывать во всех углах Руси, падать и подниматься и выйти все-таки из борьбы победителем! Никитин хотел сделать его олицетворением энергии…»

Почему же поэт не выполнил поставленную задачу? Во-первых, между началом работы над поэмой и ее завершением пролегло время, изменившее художественное мировоззрение Никитина от романтических представлений до реалистических, чему способствовала и сама эпоха ломки обветшалых российских устоев. Во-вторых, у автора не имелось еще достаточного опыта овладения трудным лиро-эпическим жанром. В-третьих, русская литература не дала еще тогда примеров, когда героем поэмы выступал бы крестьянин. Не ставили перед собой такой рискованной задачи ни Н. П. Огарев, ни Н. А. Некрасов, ни другие поэты, которых особенно волновала судьба мужика. Известен лишь «очерк в стихах» И. С. Аксакова «Бродяга» (первая часть напечатана в 1852 г.), но и его нельзя рассматривать как удачную попытку «окрестьянить» поэму. Так что, можно сказать, Никитин своим «Тарасом» опередил других поэтов, задолго до Н. А. Некрасова поставив вопрос, «кому живется весело, вольготно на Руси», предвосхитив изображение тех явлений, к которым в будущем обратится демократическая литература.