Дверь скрипнула и распахнулось перед носом Ивана. На пороге стояла невысокая, худощавая, если не сказать костлявая, старушка. На ней был чистенький зеленый сарафан, перевязанный белым фартуком. На голове голубой платок. Худое лицо представляли: длинный, любопытный, остренький носик и зеленые, внимательные, можно сказать, красивые глаза.
— Гой еси, бабушка, — смущенно пробормотал Иван, ожидая увидеть старую страшную каргу, согласно заявлениям Серого и росписям неизвестного Рембрандта в трактире на Распутье. Старушка ласково улыбнулась, обнажив ряд ровных белых зубов.
— Здравствуй, Ванюша, — она заглянула за спину царевичу, — и ты, колдунишка.
— Я не колдунишка, — обиженно отозвался Серый.
— Все верволки злые колдуны и каннибалы, — заявила бабка.
Серый промолчал, волосы на лице покраснели. Над головами захлопала сова, возвращаясь из леса на свой насест над дверьми. Покрутила башкой, сфотографировав прибывших большими желтыми очами.
— Цыпа моя, цыпонька, — бабуля пощекотала сову под крылом, та удовлетворенно захлопала глазами, гукнула.
— Мяу, — под ногами хозяйки объявился черный кот.
— Проходите, гости дорогие, — бабуля милостиво распахнула дверь.
В избе была одна просторная горница, в которой стояли большая печка, широкая скамья, вдоль стены несколько сундуков, накрытых голубой каймой. На стенах — множество полок, заставленных всякими баночками-скляночками, как в лаборатории алхимика. По углам висели душистые пучки трав, отчего запах в избе стоял особенный, как от крепкого чая, настоянного на полевых травах. Центр комнаты занимал круглый стол, накрытый белой скатертью с кистями. На полу — аккуратные камышовые коврики. Во всем — чистота и порядок.
— Садитесь за стол, — суетилась баба-яга, — у меня в печи щи, вас дожидаются, кашка-малашка в горшке.
— Колобков нет? — поинтересовался Серый.
— Нет.
— Очень они у тебя разговорчивые.
— Для того и сделаны, чтоб разговоры говорить. Бегают по лесу, разговоры заводят, а к вечеру возвращаются, сплетни приносят и байки разные. Колобка испечь — большая наука.
Иван и Серый уселись за стол. Царевич покосился на золотое блюдо, покрытое по краям красно-голубой глазурью. В её узорах можно было увидеть жар-птицу, Змея-Горыныча, трех богатырей и дядю Черномора, Василису Прекрасную, ковер-самолет, чертоги водяного и сказочные дворцы, русалию, лешего и кикимору — выгравированных с большой достоверностью и реальностью. Не тарелка, а произведение искусства. В центре блюда лежало обыкновенное красное яблоко, наливное, аппетитное. Серый понюхал яблочко, внимательнее посмотрел на тарелку.
— Колдовством пахнет.
— Угощайся, Серый, — донеслось от печи, бабушка гремела горшками, — я им уже все высмотрела.
Серый надкусил яблоко, чуть не поперхнулся.
— Оно что, было волшебное?
— Обыкновенная малиновка, а вот блюдо необыкновенное.
— Что в нем ты можешь высмотреть? — спросил Иван.
— Что угодно, хоть НТВ.
— Что это?
— Есть в одном иномирье такой телеканал. Только я предпочитаю разным сериалам наши новости, — бабушка улыбнулась, — в них больше правды. — Она ласково коснулась головы царевича: — Вот ты каким вырос. Красавец. Это и не удивительно.
— Почему?
— Потому что Марьюшка доченькой моей была, — ответила Яга. — Ты и ликом в нее удался, на своего папашу совсем не похож, — бабушка осуждающе покачала головой, — сдурел на старости, детей за яблоками посылает. Что ушло — назад не воротишь.
— Постой, ты моя бабушка?! — изумленно воскликнул царевич.
— Твоя.
— А я думал…
— Сказка ложь, да в ней намек, — напомнила Яга.
— Слышь, Иван, а в тебе что-то есть от бабушки, — сказал Серый. — Например, глаза и нос.
— Про нос ты загнул, — пробормотал царевич. Яга рассмеялась. Иван поднялся и отвесил бабушке низкий поклон. — Еще раз, здравствуй, бабушка. — Яга на миг прижала к себе царевича:
— Здравствуй, внучок. Вижу, и сила в тебе есть Марьюшкина, — она похлопала Ивана по спине. — Твой отец во дворец запретил являться, вот почему ты не знал меня до поры да до времени. — Яга поцеловала внучка.
— У меня есть бабушка, — пробормотал царевич, смущенно улыбаясь.
— Садись к столу, кормить вас буду. — Яга всплеснула руками. — Совсем старая забыла, я вам баньку приготовила, она не далеко — в овражке, у ручья.
— Может, сначала поедим? — спросил Серый. — Столько дней в воде болтались.
— Ты посмотри на свои руки.
— Ну и что? — Серый поднял волосатые ладони.
— И рожа твоя, бандитская, такая же — грязная. Идите в баньку, — приказала Яга.
— Пойдем, Серый, — царевич поднялся, — такой порядок — сперва банька, потом ужин.
— Может, она сварить нас хочет, себе на ужин? — прошептал Серый.
— Тебя долго общипывать придется, — рассмеялась Яга. — Я вегетарианка, да будет тебе известно.
— Как долго? — с сомнением поинтересовался Серый.
— Лет триста.
«Врет, так долго не живут», — думал Серый, спускаясь по крыльцу.
— Мать твою! — крикнул коту, прошмыгнувшему между ног…