Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

А крымцам и туркам оказалось не до России. Появление на Хортице Запорожской Сечи так переполошило их, что султан прислал Девлет-Гирею янычар, повелел выделить войска молдавскому и волошскому господарям. Берега Днепра почернели от массы татарской конницы, множества пехоты, подвезли артиллерию. После тяжелых боев казакам пришлось покинуть остров, Сечь была разрушена. Но и хан уже не отваживался идти на Русь. Однако ему после сражений и потерь требовалось взбодрить воинов, вознаградить их добычей. Да и крымские работорговцы уже три года сидели без свежего «товара». Поэтому Девлет-Гирей, ничтоже сумняшеся, повел орду на литовские владения, на Подолию и Волынь. Сигизмунд только что отослал хану обоз с золотом, приложил и дружеское письмо, подстрекая ударить на русских. И вдруг татары хлынули по его стране! Этот неожиданный набег стал особенно опустошительным. Магнаты, как обычно, попрятались по замкам. Крымцы беспрепятственно разграбили и выжгли обширный край…

Авторитет царя укреплялся новыми успехами — и продолжались его реформы. Теперь они пошли вообще вразрез с линией Боярской думы. Совсем недавно, в 1555 г., она постановила обращать людей в холопы за неуплату долга в месячный срок. Но в 1557 г. Иван Васильевич издал указ, отменявший уплату «роста» (процентов) по старым долгам служилых людей (детей боярских и стрельцов). Срок возврата долгов продлевался на 5 лет. Допускалась выплата по частям, «жребьям». По новым долгам «рост» снижался с 20 до 10 %. А в следующем году царь добился от Боярской думы приговора, совершенно запретившего обращать служилых людей в холопство. Их дети, попавшие в неволю за долги родителей, освобождались сразу, а взрослые могли подавать иски о возвращении в свободное состояние.

Тогда же государь издал ряд указов, ограждавших простонародье от насильственного порабощения. Отныне человека можно было считать холопом только на основании документа, «кабалы», оформленной в земском или губном учреждении. И беглым признавался лишь тот, чей хозяин мог предъявить кабалу [364]. Царь ограничил неволю даже для пленных. На них тоже требовалось оформить кабалы установленным порядком. Дети «полоняника» считались свободными, а сам он освобождался после смерти хозяина, не передаваясь по наследству. Все эти преобразования сопровождались созданием новых правительственных учреждений. Кроме Челобитной, Разбойной, Поместной и Разрядной, возникли Посольская, Стрелецкая, Холопья, Ямская, Конюшенная, Бронная избы. Для приема податей, собираемых земскими властями, в Москве были образованы налоговые службы, «четверти».

Отметим — Иван Васильевич шаг за шагом выводил все важнейшие вопросы из ведения бояр! Передавал их дьякам, профессиональным чиновникам. Как раз они заняли ключевые места в избах и «четвертях». Это дало прекрасные результаты. Аппарат каждого учреждения были небольшим, по 5–6 дьяков и подьячих и несколько писцов. Но они принялись кропотливо и компетентно наводить порядок по порученным направлениям. И одно лишь наведение порядка с распределением земель, службой, сбором податей позволило «испоместить» детей боярских, в короткие сроки чуть ли не вдвое увеличить армию! Причем основой ее становились уже не боярские дружины, а служилое дворянство и профессиональная пехота.

Слово «изба» означало просто здание, где сидели чиновники, принимали посетителей. Позже этот термин заменился на «приказ». Между прочим, в европейских странах постоянных правительственных учреждений еще не существовало. В данном отношении Ивану Грозному тоже принадлежит приоритет. Позже Курбский очень ругал царя за такое новшество. Писал: «Писари же наши руския, им же Князь Великий зело верит, а избирает их не от шляхецкого роду, ни от благородства, но паче от поповичев или от простого всенародства» [365]. Что ж, возмущался Курбский не напрасно. Новая система управления была не просто профессиональной, она подрывала власть «Избранной рады», да и в целом засилье аристократии.

Теперь начальники учреждений получили доступ к царю, представляли ему жалобы и заявления по их ведомствам. Челобитная изба Адашева утратила монополию на расследование всех вопросов. Мало того, подданные получили право передавать челобитные напрямую в руки царя. Это делалось во время его поездок по стране, выходов в храмы — люди, принесшие челобитные, поднимали их над головой, а лица из государевой свиты собирали. Иван Васильевич вернулся к практике своего отца — лично судить тех, кто не смог найти удовлетворения в низших инстанциях. Ченслор писал: «Достойно похвалы, что такой государь берет на себя труд отправления правосудия», и «если окажется, что должностное лицо скрывает истину, то они получают заслуженное наказание» [366]. А британский посол Дженкинсон отмечал о царе: «Все дела, как бы незначительны они ни были, восходят к нему. Законы жестоки для всех обидчиков» [367].