Но у полоцких евреев необходимость обнажаться на морозе и лезть в прорубь, очевидно, вызвала ужас, воспринималась как подобие казни. Выкуп в «много тысяч флоринов» община предлагала, по всей видимости, за то, чтобы избежать такого обряда. Однако торговаться в вопросах Веры для царя было невозилжно. Разумеется, иудеям было отказано и велено собирать для крещения всех без исключения, «с их женами и детьми». А что произошло потом, подсказывают еврейские легенды. Обвиняя царя, что он велел «разрубить лед». Чтобы понять, насколько это нелепо, достаточно представить картину. Стоит на льду толпа в 3 тыс. человек. Или хотя бы в 300, как в Еврейской энциклопедии. А царские слуги рубят. Каким образом? По периметру, вокруг собравшихся? Но тогда толпа окажется на льдине. Вдоль? Поперек? По квадратам? А толпа стоит и ждет, когда же дорубят и она уйдет под воду?..
Скорее, случилось совсем другое. На лед к Иордани согнали множество людей. Они толкались, упирались. Вряд ли спешили раздеваться и погружаться, старались оттиснуться в задние ряды. А лед в конце февраля уже тонкий, не выдержал и провалился под тяжестью толпы. Но это уж был не царев суд, а Божий. Кстати, подтверждением даной версии служит и судьба двоих спасшихся детей из еврейской легенды (а может, и не двоих). Никто их не преследовал, не казнил. Наверняка их окрестили, и они спокойно жили, дожидаясь, пока Полоцк снова стенет литовским.
Коснемся и монахов, якобы перерезанных татарами по приказу царя. Да, латинские костелы и монастыри в Полоцке подлежали закрытию. По той же причине: город становился частью России, а в нашей стране содержать их запрещалось. Но против самих католиков Иван Васильевич никаких кампаний не вел, ни в Прибалтике, ни в Белоруссии. Им разрешалось оставаться на завоеванной территории, в том числе и в Полоцке, исповедовать свою религию. Разгадку мы можем найти в письме к царю польского канцлера Яна Замойского, написанном уже в 1581 г., когда Полоцк вернулся в руки неприятелей, и им стала известна подлинная картина. Никаких татар там нет. Замойский упрекает Ивана Васильевича, что бернардинцы были потоплены «в озере под Полоцком з жидами» [460]. Остается предположить, что монахи решили спасти от конфискации свой монастырь и хозяйство (в латинских монастырях оно было богатым, и жилось там очень неплохо) и для этого формально перейти в православие. В результате оказались для крещения на льду вместе с евреями — и разделили их судьбу.
Ну а с белорусами никаких эксцессов не возникло. Они были искренне рады переходу под власть царя, воссоединению с русскими братьями. Общая радость была и в России, страна снова славила Ивана Васильевича, праздновала еще одну его великую победу. Снова весело и восторженно звенели колокола, сыпались награды на воевод и ратников. 26 февраля Государь с армией выступил в обратный путь. Хотя вскоре стало ясно, что литовцы перемирие нарушают. После отъезда в Молдавию Дмитрия Вишневецкого король назначил старостой Черкасским и Каневским его племянника, Михаила. Он был убежденным католиком, верно служил Сигизмунду. Михаил увлек часть днепровских казаков воевать с русскими. Даже присоединился для этого к аккерманским татарам, устроили совместный набег на черниговские и стародубские волости, разоряли деревни, осадили городок Радогощ и сожгли посад. Но на них выступил северский воевода Иван Щербатый с ратниками, местным ополчением и казаками. Перехватил и наголову разгромил Вишневецкого.
А в Великих Луках, где Иван Васильевич распустил войско, он получил донесение от смоленского воеводы Морозова. Тот докладывал: казачий атаман Алексей Тухачевский прислал к нему пленного литвина, пойманного недалеко от Мстиславля. От него узнали: 21 февраля, как раз когда неприятельские паны обратились к боярам о перемирии, литовский воевода Зиновьевич выступил к Стародубу, «и с ним литовские люди изо Мстиславля, из Могилева, из Пропойска, из Кричева, из Радомля, из Чечерска, из Гоим, а вышел по ссылке Стародубского наместника — хотят город сдати» [461]. Наместником Стародуба был князь Василий Фуников-Белозерский, а «для осадного времени» к нему был назначен второй воевода, Иван Шишкин-Ольгин — родственник Адашева, и они уже «сослались» с литовцами, чтобы «город сдати»! Царь спешным порядком погнал в Стародуб воевод Плещеева и Аксакова с отрядом дворян. Литовцев сумели опередить, изменников арестовали и отправили в Москву.