Это можно понять, если учесть — дело о «белом клобуке» нацеливалось против архиепископа Новгородского Пимена. Его престол считался вторым по рангу после Московского. И к тому же Пимен пользовался давним покровительством Старицких князей [477]. Очевидно, именно он являлся кандидатом боярской оппозиции на митрополичий престол. Косвенным подтверждением могут послужить отзывы Курбского. Поливая грязью других архиереев, Пимена он всячески расхваливал, называл человеком «чистаго и жестокаго жительства» [478] (то есть праведником, аскетом).
Но царь сделал неожиданный ход, чтобы ослабить его позиции, — с делом о «белом клобуке». Его сторону приняло большинство участников Собора, ведь историческая привилегия Новгородского архиепископа ущемляла права других архиереев. А тем самым их удалось отколоть от Пимена, противопоставить ему. Собор признал, что такое отличие несправедливо. Право носить белый клобук и ставить красные печати было распространено на митрополита и архиепископа Казанского. Представляется не случайным, что решение о «белом клобуке» подписали царь, его дети, но Владимир Старицкий уклонился [477]. Это еще одно подтверждение, чьим ставленником выступал Пимен. А государь только после решения о «клобуке» перешел к выборам, и ему удалось провести собственную кандитатуру, 24 февраля митрополитом был избран Афанасий.
Но в эти же месяцы, пока разыгрывались церковные интриги, положение России резко ухудшилось. В декабре 1563 г. прибыло посольство из Литвы. Иван Васильевич предложил очень умеренные условия. Заключить перемирие на 10 лет, а за Россией остаются Полоцк и часть Ливонии, которую занимали царские войска. Государь полагал, что этим вполне можно удовлетвориться, ведь через Нарву уже открылся морской путь для торговли с Европой. Но в окружении Сигизмунда прекрасно знали о боярской оппозиции. Как раз в это время, в 1563 г., на сейме Польши, обсуждавшем помощь Литве, прозвучало уверенное заявление короля, что «много бояр московских, много благородных воевод» ожидает только благоприятной возможности перейти на его сторону [451].
Паны высокомерно отвергли русские условия. Требовали уйти из Ливонии, из Полоцка, даже снова заявили претензии на Смоленск, Северские города, Псков, Новгород. Предоставленной им передышкой литовцы воспользовались и мириться больше не собирались. Царь предусмотрел и такой вариант! Если Полоцка оказалось недостаточно, подтолкнуть неприятелей к миру новым ударом. По зимнему пути Иван Васильевич уже распорядился собрать рати на западных рубежах, а после разрыва переговоров к ним полетел приказ — действовать. Из Полоцка выступило 20-тысячное войско Петра Шуйского, из Вязьмы — второе, князей Серебряных. Им предписывалось соединиться, взять Минск и Новгородок-Литовский.
Но 26 января 1564 г. под Улой армию Шуйского разгромили. Погибли он сам, князья Семен и Федор Палецкие, попали в плен воеводы Захарий Плещеев, Иван Охлябинин, враги захватил весь обоз и артиллерию. А армию Серебряных литовский командующий Радзивилл ловко нейтрализовал. Направил гонца с донесением о битве такой дорогой, чтобы он наверняка попал к русским. Воеводы узнали о судьбе Шуйского и повернули назад. Победа праздновалась по всей Литве и Польше. Даже труп Шуйского привезли в Вильно, демонстрировали публике. Шок Полоцка был преодолен. Шляхта воспрянула духом, снова бряцала саблями. О том, чтобы просить мира, больше речи не было.
А в Москве начали расследовать трагедию и обнаружились явные признаки предательства. У Радзивилла было очень мало сил. С ратью Серебряных он вообще не рискнул вступить в бой. Одолеть Шуйского в лобовом сражении он тоже не смог бы. Но царские воины не знали, что рядом враг. Они шли по территории, которую контролировали русские. Доспехи, как это делалось в дальних походах, везли в санях. Двигались налегке, без строя, растянувшись по дороге среди лесов и болот. Зато Радзивилл прекрасно знал маршрут армии, устроил засаду в удобном месте. И удар нанес точный, прямо по ставке воевод. Потери оказались очень маленькими, около 200 человек! Остальные 20 тысяч, когда погибло командование, просто побежали — и все благополучно вернулись в Полоцк [479]. У Радзивилла не хватило воинов даже для того, чтобы преследовать и истреблять их!
Примерно в это же время обнаружилась еще одна измена. В ней был уличен воевода Смоленска Никита Шереметев. В чем состояла его вина, в точности неизвестно. Скорее всего, велись переговоры о переходе к королю вместе с родственниками. Потому что был арестован и старший брат воеводы, боярин Иван Шереметев. Но, как и раньше, нашлись заступники. Целая плеяда представителей боярских родов во главе с Федоровым-Челядниным выступила поручителями, набралось свыше 80 человек, согласившихся внести денежный залог, и Иван Шереметев был освобожден, снова занял свое место в Боярской думе.