Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

Пискаревский летописец сообщает об Адашеве, что он стал могущественным временщиком: «А кому откажет, тот вдругорядь не бей челом: а кой боярин челобитной волочит, и тому боярину не пробудет без кручины от Государя; а кому молвит хомутовкою, тот болши того не бей челом, то бысть в тюрьме или сослану. Да в ту же пору был поп Селивестр и правил Русскую землю с ним заодин, и сидели вместе в избе у Благовещения» [323]. «Изба у Благовещения» — вероятно, имеется в виду Челобитная изба. Учреждение для приема жалоб у населения, как было поручено Адашеву. Он сам решал, какие челобитные принять, а в каких отказать. Можно было инспирировать жалобы на неугодных. Или обвинить своих противников в том, что они «волочат» челобитные, переданные на их расмотрение, — а за это, по царскому указу, полагалось наказывать.

Дьяк Висковатый, прежний доверенный Ивана Васильевича, заслужив на Соборе епитимью, обиделся. Но Адашев взял его под покровительство, а в результате стал забирать в свое ведение не только «государственный контроль», но и внешнеполитическое ведомство, важные военные вопросы, которыми занимался Висковатый. А про Сильвестра летописец рассказывает, что он «был у Царя в совете духовном и думном и бысть яко всемогий» — всемогущий, «вся его послушаху, и никтоже смеяше ни в чемже противитися ему», он указывал и духовным лицам, и даже «воеводам и детям боярским», решал дела «святительские и царские», как «царь и святитель», только «седалища не имеюще святительского и царского» и «владеяще всем со своими советники» [324].

Но деятельность этих советников заводила страну в тупик. Казанский край полыхал восстанием. Большая армия выступила на восток с годичной задержкой, в конце 1553 г. Полки Микулинского, Курбского, Шереметева, Данилы Адашева (брата царского приближенного) обрушились на мятежные племена на Каме, войско Мстиславского и Глинского на Волге. Брались укрепления, горели селения. Но методы Ивана Васильевича, сочетания грозы и милости, были отброшены. Воеводы громили всех подряд, казнили пленных, грабили подчистую. Это вызывало ответное озлобление. Очевидно, продолжалась и насильственная христианизация по инструкциям Сильвестра. Подавить восстание не удавалось. Противники рассеивались по лесам, а затем собирались снова. Арская земля и луговая черемиса несколько раз приносили присягу, а когда полки уходили, резали оставленных у них чиновников, провозглашали новых «царей».

А неудачи России на востоке отслеживали ее западные соседи, и боярская оппозиция поддерживала с ними плодотворные связи. В 1553 г. Москву посетил посол Литвы Станислав Довойна для заключения перемирия. Боярин Семен Ростовский передал ему секретные решения Боярской думы и подучал, «чтобы они с Царем и Великим князем не мирилися», потому что «Царство оскудело, а Казани Царю и Великому князю не здержати, ужжо ее покинет» [325]. Литовцев подталкивали к войне, считая момент очень благоприятным.

Но возле трона оставалась и партия царицы, ее родственники. Анастасия выполнила свой высочайший долг и перед государством, и перед мужем. 28 марта 1554 г. она родила еще одного сына, его нарекли Иваном. Нужно ли говорить, как счастлив был отец? Он сразу составил новую духовную грамоту, объявил новорожденного наследником. Но он хотел мира и согласия. А советники наставляли, как укрепить это согласие. Духовная грамота оговаривала — если государь умрет, а царевич будет еще малолетним, Иван Васильевич назначил его опекуном… Владимира Старицкого! И не только опекуном. Если вдруг и царевич умрет до совершеннолетия, Владимир Андреевич назначался наследником! А к прежним владениям государь добавил ему ряд волостей в Дмитровском уезде — из удела его дяди-заговорщика Юрия, на которые давно претендовали Старицкие.

На вражду царь отвечал добром. На подлость — рукой, протянутой для дружбы. Конечно, двоюродный брат поблагодарил. Ему пришлось принести новую присягу — верно служить государю и его сыну, не замышлять зла против них и царицы. Докладывать царю, если кто-нибудь начнет ссорить с ним Старицкого князя, даже если это будет делать его собственная мать (как видим, Иван Васильевич знал, кто истинный организатор интриг). А на случай, если Владимиру Андреевичу все-таки выпадет стать регентом при младенце-царе, он поклялся решать все дела совместно с Анастасией, митрополитом и боярами. Но намеревался ли он выполнять свои обещания? Очевидно, в этом были сомнения. Потому что в клятвенную грамоту внесли еще один пункт: Старицкий обязался не держать на своем московском дворе больше 108 слуг [326]. И еще можно отметить — похоже, что Анастасия заподозрила: ее дети погибают не случайно. Она и ее родственники приняли какие-то свои меры для охраны Ивана, и он — первым из царских детей, не умер во младенчестве.