Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Генерал-майор разведки Борис Александрович Соломатин был человеком жестким. Иногда, не соглашаясь с чем-нибудь, мог и голос повысить. Порой его воспоминания сопровождались лексикой, для печатных изданий не приемлемой. Меня, уже вполне в начале 2000-х взрослого, величал Колькой. Был категоричен в оценках людей, не дотянувших, по его меркам, до планки, им же самим и установленной. Иногда наши беседы прерывались. Соломатину было очень плохо. Он извинялся, его увозили на мучительный диализ. Я — уходил, но через день-два возвращался.

А еще Борис Александрович во время наших долгих встреч не переставая курил. Как можно? Все, и я тоже, знали, что болезнь не победить, уход неминуем, а он еще и ускоряет его. Однажды, осмелившись на ремарку «не губите себя», я получил по полной: «Дурак ты, Колька. Как не понимаешь, что это — единственное, что у меня осталось. Ничего другого нельзя. Затянуться — последняя радость». И я заткнулся. Не мне, журналисту, учить одного из лучших волкодавов всех времен и народов.

Волкодав на жаргоне разведчика — вербовщик. Порой, когда я заикался о его коллегах-нелегалах, он, всегда работавший под крышей посольства и дослужившийся, между прочим, до советника-посланника, пускал мне дым в лицо: «Ну что заладил: легалы-нелегалы. Главное в разведке — сведения, результат, ценные данные, которые приносят поверившие тебе люди, источники информации. Понял в чем ценность? В вербовке».

Я понимал. Потому что Соломатин, работая резидентом в Индии, в Нью-Йорке и Вашингтоне, а напоследок в Риме, вербовал ценнейших поставщиков секретных сведений, спасавших нас во времена холодной войны. Особенно удачно получалось в США. Он подробнейше рассказывал об этом, сетуя, что и спустя много лет упоминать о советских разведчиках нельзя, а уж тем более о завербованных иностранцах… Иногда требовал, чтобы я выключил диктофон. Но все равно раскрыл наивные мои глаза, говоря о добытом в США его агентами на суше и главным образом на море.

В подтверждение слов — висевшее на стене гостиной огромное фото относительно молодого Соломатина со статьей из столичной американской газеты, где в заголовке его называли «мастером шпионажа — Мaster Spy». Хозяин квартиры этим признанием заслуг со стороны противника гордился. Я даже не обещал ему молчать о важнейшем, им в жизни сделанном. Все было и так понятно. А вот об итальянском периоде исхудавший, замученный бесконечными процедурами, заходящийся в кашле и все равно неистово дымивший генерал вспоминал более охотно.

И потому частично, пока лишь частично, привожу воспоминания ушедшего в 2005-м Соломатина о нашем друге-американце Гленне Майкле Соутере. Все повидавший Соломатин признавался: никогда не встречал в разведке таких чистых, романтичных и светлых людей. Вот уж кто работал на нас за одну лишь идею.

Началось все в Риме в 1980-м, когда какой-то молодой бородач запросто обратился в советское консульство с просьбой помочь ему, американцу, с переездом из США в Советский Союз. Напорись он на какого-нибудь безукоризненного знавшего свое дело дипломата, тот наверняка нашел бы предлог отправить бородатого подальше. С такими просьбами в те времена приходили к нам лишь люди нездоровые, с психическим расстройством. Или засылали провокатора, и такая потом поднималась в газетах буря. Могло быть и хуже — подстава, что означает в переводе с жаргона попытку сотрудника или агента иностранной службы войти в доверие к советским коллегам. Но посетитель случайно наскочил на одного из подчиненных Соломатина, который, зная методы работы резидента, тут же доложил шефу о странном посетителе.

И Борис Александрович, больше всего опасаясь подставы, все же рискнул встретиться с просителем. В откровенной беседе старшина ВМС США Соутер признался, что разочаровался в своей стране. Он уже несколько лет на флоте, и всюду ложь. Его авианосец «Нимиц» напичкан ядерным оружием, а всюду трубят, что ничего такого на нем нет и не было. Врут миру на каждом шагу, не в грош не ставя и собственных союзников: шпионят даже за Израилем и Египтом. Снимают со спутников чужие объекты, не только военные. Сеют рознь по всему миру. Следят за своими же моряками. Уж он-то точно знает: служит личным фотографом у командующего 6-м, южным флангом натовского флота адмирала Кроу, плавает на штабных кораблях, беседует с матросами. А еще он с детства любит поэта Маяковского, изучает русский язык и хотел бы в СССР заняться переводом его стихов на английский. Жаль, он не знает ничего секретного, но то, что видел, — повод для отъезда в страну, строящую социализм.