Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

А Фишер после бегства Орлова работал инженером. И так ли уж хотелось ему обратно в органы? Свою работу на заводе он вспоминал как едва ли не самый спокойный период жизни. Наконец-то жил под своим именем и обходился без всяких явок, паролей и наружек. Благодаря приемной дочери Вильяма Генриховича Лидии Борисовне Боярской удалось мне познакомиться с семейным архивом Фишеров. Читая толстенную стопу довоенных еще писем, написанных Вильямом Генриховичем жене Эле, наткнулся на поразившее меня откровение. Не буду выкидывать слов из песни. Вили писал, что и думать не желает о бывшей работе, устал от ее бесконечных сложностей и никогда не вернется к прежнему. То ли минутная слабость, то ли обида? Или чистая правда, выложенная уже многое познавшим человеком? Но письмо-откровение так и осталось лишь женой полученным посланием.

Обязательно замечу, что и в конце военных лет еще раз мелькнуло в письме жене похожее: вот отгремит, и он займется живописью, не вернется в наркомат.

Но еще в 1927 году Фишер взялся за рискованное дело и счел, что бросить его, отказаться вернуться в трудный час, даже после того, как его оскорбили, унизили, будет нечестно перед собственной совестью. И в сентябре 1941 года уже трудился у Павла Анатольевича Судоплатова — человека талантливого и безжалостного, который не только руководил в 1942 году партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями в немецком тылу, но и направлял всю работу агентурной сети на территории рейха и его союзников. Фишер обучал молодых разведчиков, агентов диверсионному делу, быстро натаскивал начинающих радистов.

Так что Фишер два года и девять месяцев разлуки с профессией пережил относительно хладнокровно. И замечу: навыков разведчика он никогда не терял. Летом 1941 года, в первые месяцы войны, еще мотаясь в пригородном поезде с дачи в Челюскинской на завод и обратно, услышал ранним утром на подъезде к столице тихий разговор в тамбуре. Два неприметных пассажира решали, где бы им лучше выйти. Один предлагал на вокзале в Москве, другой возражал: надо бы пораньше, а то поезд проскочит в другую часть города. И одеты были они по-нашенски, и акцента никакого, но Вильям Генрихович тут же вызвал патруль, и парочку арестовали. Фишер не ошибся. Вот так, между прочим, едучи с дачи на сугубо не чекистскую работу, взял и разоблачил двоих, оказавшихся немецкими парашютистами.

Как распознал в этой паре диверсантов, потом признавшихся, что получили задание готовить взрывы в центре города при подходе немцев к Москве? Бубнили между собой на безукоризненном русском, но Фишер услышал о поезде, что «проскочит в другую часть города». Именно так организовано движение в Берлине. А акцента и быть не могло. Оба коренные русские, в их эмигрантских семьях говорили на родном языке, так что в разведшколе под Берлином на этих отличников нарадоваться не могли. Но благодаря Фишеру взяли. Всему в разведшколе обучить невозможно, случаются обстоятельства разные. Одно из чрезвычайных и явилось в лице уволенного из органов Фишера.

Но тут у меня другой вопрос. А откуда не бывавший, если верить документам, в Берлине Фишер знал все эти берлинские тонкости и почему так быстро среагировал, почуяв фальшь? Или судьба заносила и в немецкую столицу?

Известный киносценарист и режиссер Владимир Вайншток, снявший до войны культовый фильм «Дети капитана Гранта» и написавший сценарий «Мертвого сезона» под псевдонимом Владимиров, утверждал: Абель бывал в Третьем рейхе, но не до войны, а во время нее: служил в немецком штабе. В доказательство приводилась и реплика Баниониса из «Мертвого сезона»: сначала его командиром был генерал-полковник Гальдер, которого затем сменил генерал-полковник Йодль. Место службы советского разведчика после этого установить несложно. Это оперативный штаб сухопутных сил.

Прямых подтверждений тому, что речь идет об Абеле, — нет. А косвенное — пожалуйста: Вильям Генрихович признавался Вайнштоку, что он мог вытащить бумажник из кармана Гитлера, которого видел в среднем один раз в месяц.

Но я, как биограф Фишера, это опровергаю. В военном «расписании» полковника нет зияющих временных пустот. Да, в Великую Отечественную Абель часто выезжал в командировки. Бывало, исчезал на неделю, однажды даже на месяц. Однако времени на внедрение в важнейший оперативный штаб противника у него просто физически не было. Это один из мифов, типа того, что офицер абвера Абель пинком в зад выгнал из арестантской задержанного советского партизана Конона Молодого — будущего советского разведчика-нелегала Лонсдейла.