Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Я общался с собирателем картин князем Никитой Дмитриевичем Лобановым-Ростовским и французским знатоком русского искусства Рене Гера. Оба знали Пожедаева. У нас дома на Тверской мы долго и душевно общались с профессором Александром Константиновичем Авеличевым, доскональнейше изучившим все детали биографии моего дяди. Дотошный исследователь разыскал меня, обнаружив в одесском кадетском морском училище упоминание не просто о Георгии Пожедаеве, но и, редкий факт в биографии дяди, о написании его фамилии как Пожедаев-Долгополов. Ведь бабушка, Анна Васильевна, взяла фамилию второго мужа.

Профессор живет в бельгийском Монсе и регулярно радует, по крайней мере меня, статьями о родственнике. Наши представления о юных годах художника не всегда совпадают. Авеличев считает некоторые эпизоды чисто семейными историями, документально не подтвержденными. Но как последний представитель угасающего рода, относительно достоверности чего даже у строгого Александра Авеличева нет возражений, беру на себя смелость поведать о Георгии Анатольевиче Пожедаеве так, как рассказывали мои ближайшие родственники. Имею право?

За век с лишним до того

Жорж де Пожедаефф-Годунов или Георгий Пожедаев, родившийся в 1894 году, известный русский, французский художник, кавалер французского ордена Почетного легиона. Он — сводный брат моего отца.

Пожедаевы-Долгополовы имели обыкновение давать импульс к продолжению рода в весьма зрелом возрасте. Даже странно, однако получилось так, что и моя веточка тянется еще с начала прошлого столетия.

Волею судьбы и советской власти братья не виделись более полувека, а горе от кончины Жоржа было неподдельным, искренним. Уже никогда не поправимым. Даже слова «прощай» не произнести. Поздно уже. Такая судьба.

А мама моя, бедная, всегда по-советски напуганно ждущая неприятностей, даже полуанонимную телеграмму из Парижа сразу спрятала, потом то ли сожгла, то ли… Единственный сын — выпускник московского языкового института. Мало ли…

Но что делать, если после 1917-го уезжали, бежали, скрывались, сгинули сотни тысяч, может, сотни и сотни. Аресты шли волнами. Могли посадить за дурное происхождение. Дядя вышел из дворян своей курской деревни Пожедаевки, уверенный в том, что древние корни берут начало от бежавших сюда из Москвы родственников опального Бориса Годунова.

Георгий Анатольевич, пусть отставной, но все же штабс-ротмистр — молодой георгиевский кавалер, служил в том самом лейб-гвардии Гусарском полку, которым когда-то командовал великий князь Николай Николаевич, а государь Николай Александрович был хоть и шефом, но всего лишь полковником. Виноват ли был мой предок, что всех его родственников незнамо с какого колена отдавали служить в этот полк? Это как посмотреть. А вдруг рванет в Крым к Врангелю, в Ялту, где жил в детстве на каникулах в семейной усадебке?

Пойди потом доказывай, что грудь увешана крестами еще за первые годы мировой, когда юный кадет добровольно пошел на войну с немцем, а в Гражданскую — нет, не воевал. Родной его отец-офицер Анатолий Пожедаев, увы, умер, а мама, не виданная мною родная бабушка Анна Васильевна, отговорить не сумела. Моя любимая тетя Елена — Леля, сестра Жоржа — рассказывала, что «мама стояла на коленях, Богом молила, но Жорж пошел сразу, еще в 14-м, прямо в августе». Вот они, героические чувства обедневшего, но дворянства, рвавшегося повоевать за царя и Отечество.

И быстро приходили, не откуда-то из штабов, а из окопов письма от Жоржа. Получил Георгия. Произведен в офицеры за успешный прорыв конницы в Восточную Пруссию. Награжден еще одним орденом.

Запас везения юного героя был исчерпан с той же быстротой, с которой конница откатилась назад вместе с армией Ренненкампфа. Тетя гордо рассказывала, будто тяжелое ранение ее брат получил чуть не на глазах прибывшего в полк императора Николая II. Долгое мотание по госпиталям с так до конца дней и не вынутой пулей в области сердца — и не то что к строевой, ни к какой военной службе не годен. Был Георгий Пожедаев уволен с почетом и пожизненной пенсией, впрочем, выплачивавшейся лишь до заварухи 1917 года.

Да, я снисходительно отношусь к некоторым семейным преданиям. Однако историей о родстве с Годуновыми заинтересовался. После смерти Жоржа некоторые наложенные строжайшим моим родителем табу на обсуждение щекотливых семейных тайн были если и не сняты, то уже слегка обходились. И я осмелился обратиться с парой вопросов к папе, насмешливо относившемуся к собственному, так помешавшему ему в жизни, происхождению. Все-таки хотелось услышать от родного отца (не от одной же тетушки), кто мы, и я заодно, откуда взялись и почему так мало у нас родственников в России. Не детдомовские же.