Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Через пару недель перед тренировкой футболистам зачитали приветственное письмо от обладателя Кубка Англии «Арсенала» и тут же ознакомили с ответом. Письмо динамовцев было вежливо, сдержанно, коротко. Оно напоминало уже известные нам слова Василия Ермасова. Смысл сводился все к тому же: «Сталинградцы могут всё».

Команду Сталинграда приглашали и на родину футбола. После недолгих размышлений было предложено ответить отказом. По-спортивному, по-человечески — жалко, по-государственному — мудро. Проигрывать англичанам тогда нельзя было никак. Несделанное сталинградскими футболистами в 1943-м осуществили через два года в победном турне по Великобритании московские динамовцы.

А сталинградцы включились в бурную, неизменно волнующую футбольную круговерть. Принимали в товарищеских матчах гостей — динамовцев Москвы и Тбилиси, наносили ответные визиты, ездили в Горький, Киров, Баку… В 1944-м играли в возродившемся Кубке СССР, а в 1945-м и в чемпионате страны.

С командировочными было туго, с продуктами — тоже не очень. Нашли выход. Перед отъездом команду снабжали исконно волжским продуктом — селедкой. Добирались на игры в Москву исключительно на поезде, останавливавшемся у каждого столба. За 36 часов пути состав насквозь пропитывался характерным запахом. В столице поезд прозвали «сталинградским селедочным». А рыбешки отведать были не прочь, встречали волжан прямо на вокзале и меняли рыбу на купюры или продукты по обоюдному согласию.

Так жили и играли. К 1949-му старая футбольная гвардия уступила место на поле подросшей юной смене. В следующем году молодые и перспективные поспешили успешно выбыть в класс, именовавшийся буквой «Б». Менялись названия клуба и футбольных пристанищ, где прозябали игроки: «Трактор», «Торпедо», снова «Трактор». Затем «Сталь», «Баррикады» и, наконец, «Ротор».

А слава прежнего, военного поколения жила, не умирала. Футбольные матчи — не люди. Юбилеи и праздники в отличие от нас, грешных, им справляют редко. А тут сделали исключение. Ибо матч между сталинградским «Динамо» и московским «Спартаком» заслужил почестей самых высоких и славы самой светлой. И собирались в городегерое его участники, а потом и совершенно новые поколения футболистов.

А в 1983 году было еще что вспомнить и о чем поговорить игрокам военной эпохи. Вслушиваясь и расспрашивая, я пытался найти в поступках, помыслах футболистов из 1943-го некий подтекст. Особо скрытый и невидимый смысл. Не нашел. Может, потому, что нам всегда хочется необычного, исключительного. И даже простые, очевидные дела мы склонны усложнять, анализировать скрупулезно и тщательно. А если всмотреться в жизнь, в ней обязательно отыщется немало хорошего, доброго и совсем не таинственного. И творим это хорошее, волшебное мы сами. Так и тот матч подарили сталинградцам обычные ребята, которые стремились принести и принесли кусочек отобранного у войны счастья.

Путь в посланцы доброй воли

Как вообще попадали за границу в 1970-е, когда почти вся страна была невыездной?

Съездить в Румынию считалось удачей, в ГДР — счастьем, а в НРБ, о которой хотя и говорили «Курица не птица, Болгария не заграница», было мечтой, часто несбыточной, для многих, грезивших об отдыхе на Черном море.

В капиталистические государства, согласно мудреным правилам, придуманным в ЦК КПСС, туристам дозволялось наведываться раз в три года. Об этих поездках потом еще долго рассказывали, а закупленные там вещи носили пятилетками, если не десятилетиями.

Родина трогательно опекала своих сыновей и дочерей, предпочитая держать их в счастливом неведении о том, как живется остальному миру вдали от пятой части суши.

Вот примерный маршрут на пути к первому выезду будущего переводчика, в данный момент — дисциплинированного студента, отличника или в крайнем случае хорошиста, зато обязательно примерного комсомольского активиста.

В вузы, дававшие вместе с дипломом и путевкой в жизнь определенный шанс на работу в чужих краях, пробиться было сложно. Уже при отборе приемная комиссия безжалостно отсеивала неверных. Иногда и в буквальном смысле, ибо так называемый «пятый пункт» в длиннющей анкете, это когда в графе «национальность» значилось с точки зрения правителей нечто не то, резко снижал шансы на поступление в «выездные» институты типа великой мечты МГИМО или более доступного, хотя тоже трудно достижимого Иняза.

Наличие родственников за границей каралось еще жестче «пятого пункта». Не комсомольцев и имеющих судимость — на переводческий факультет того же Иняза не допускали ни при каких обстоятельствах. Биография родителей имела огромное значение. Если их жизненные дороги были прочерчены не так, как хотелось бы членам приемной комиссии (были в плену, находились на временно оккупированной территории, отсидели в лагере или тюряге), пострадать за это запросто могли и юные отпрыски-абитуриенты.