Из химических приключений Шерлока Холмса

— Да, деньги были казенными. Это была подотчетная сумма, которую я не имел права трогать. Я не плохой игрок, но сэр Генри оказался в картах чистым зверем, с которым мне не следовало бы садиться. Он прикинулся такой безобидной овечкой, проигрывал, выигрывал, снова проигрывал, разыгрывал передо мной горячность, а затем ободрал меня как липку. Не удержавшись, я стал брать из пакета казенных денег и не мог уже остановиться. Когда я проиграл все и расплатился с ним, то остался в кресле совершенно опустошенный, никого и ничего не видевший перед собой. Положение у меня было самым отчаянным, ибо отчитаться в полученной сумме мне предстояло в ближайшие дни. Средствами покрыть эту сумму я не располагал, собрать ее у своих приятелей в такой короткий срок возможности не представлялось. Чем все это закончилось бы, я себе не представляю, скорее всего — пулей в лоб. И вдруг тот же сэр Генри, мой обидчик, подошел ко мне и сказал: «Не отчаивайтесь, капитан. Проводите меня, может быть, что-нибудь и удастся придумать». Я пошел за ним, можно сказать, машинально, ничего не соображая. Мы оказались в его конторе. Он усадил меня в кресло, предложил выпить, а потом сказал: «Я понимаю ваше положение и сочувствую вам. Вам грозит в лучшем случае изгнание из полка, весьма возможна и отдача под суд. Игра наша была при свидетелях, и вас никто не заставлял использовать на нее деньги, вам не принадлежащие. Я их заработал вполне добропорядочно, и у вас в этой части не может быть никаких ко мне претензий. Но я вовсе не чудовище, каким, наверное, сейчас кажусь вам. Если вы окажете мне небольшую услугу, то я тут же верну вам проигранные деньги. Ничего такого, что затрагивало бы вашу честь, я не имею в виду вам предлагать». Дальше он объяснил мне, что ему нужно три фунта пластиковой взрывчатки, которая имелась у меня на складе. Вещество это совершенно безопасное в обращении; для того чтобы подорвать его, нужно иметь специальный детонатор. Его он не спрашивал. А объяснил все тем, что над его загородным домом нависла скала, которая угрожает при падении своем наделать несчастий. Он намеревался уничтожить эту скалу, но сейчас у него на это нет времени, почему ему и нужна взрывчатка, которая хранилась бы долгое время и была бы безопасной в обращении. В другой момент я, несомненно, отверг бы такое предложение с негодованием, считая его несовместимым не только с честью офицера, но и с элементарной порядочностью. Но сейчас мое положение было безвыходным. Требуемое им количество в масштабах склада было ничтожным, подозревать солидного коммерсанта в каких-нибудь диверсионных намерениях оснований не было. Конечно, я должен бы просто сообщить о своей растрате командованию. Что за этим последовало бы, вы себе представляете. Я решился удовлетворить требование сэра Генри, иначе, наверное, кончил бы самоубийством. На следующий день я доставил ему три фунта пластиковой взрывчатки, и он тут же возвратил мне мой проигрыш. Он знал, что об этом я никому болтать не буду, так как угрожало это только мне. Когда мне вчера передали вашу записку, я дрогнул. Ваше имя мне хорошо известно, и оно говорило за то, что дело идет о серьезных обстоятельствах. В порыве отчаяния я совершил должностное преступление, надеясь, что оно не будет замечено, но и в мыслях не держал, что окажусь исходной точкой такого злодейства, в которое не так-то легко и поверить по его бессмысленности. Я готов нести свой крест, мистер Холмс.

Мы слушали исповедь несчастного капитана, не прерывая его. Потом Холмс, помолчав некоторое время, сказал ему:

— Это очень хорошо, Спилмен, что вы так откровенно изложили мне все и тем самым избавили меня от печальной необходимости изобличать вас. Еще не все звенья цепи мной собраны. Вас я попрошу не впадать преждевременно в отчаяние, что можно — я постараюсь для вас сделать. Отправляйтесь по своим делам и исполняйте их так, как будто бы ничего не происходило. О нашем разговоре — никому ни слова, даже вашей невесте.

После ухода капитана Холмс предложил мне отобедать, а затем через некоторое время сказал, что нам пора собираться. Мы поехали к дому Малколмов. В доме были только слуги и пара констеблей. Все отправились на кладбище, на похороны сэра Малколма.

Застучали колеса кеба. Он остановился у дома. Пожилой джентльмен в черной одежде вошел в помещение. Это был нотариус, которому надлежало в присутствии всех желающих, вернувшихся с кладбища, вскрыть завещание покойного и огласить его последнюю волю. Холмс отвел его в сторону и стал с ним разговаривать, так тихо, что до меня их слова не доносились. Сдержанный, сухой старик был немногословен, он больше кивал головой, видимо соглашаясь с тем, что говорил ему Холмс.

Но вот наконец один за другим экипажи стали подъезжать к дому, и прибывшие с кладбища заходили в просторный зал, тихо рассаживаясь по стульям. Эта процедура продолжалась довольно долго. Нотариус выходил куда-то, потом возвращался и, когда увидел, что все собрались, расположился за столом и достал из портфеля запечатанный пакет.