Стали приходить нуждающиеся в моей врачебной помощи. Их было немного, и прием не был продолжительным. Последним пришел к нам Чезлвит. Считая, что я уже освободился, он пригласил меня в «кают-компанию» сыграть партию-другую на бильярде. Я принял приглашение с благодарностью и уже собрался следовать за ним, когда меня придержал Холмс.
— Я надеюсь, доктор Ватсон, вы не слишком задержитесь там. Надо ведь как-то отметить день вашего рождения. Я пока все приготовлю к этому, а вы пригласите в гости сэра Чезлвита и сэра Вудворда.
До моего дня рождения было еще далеко, но я выразил признательность Холмсу «за хорошую память» и выказал надежду на то, что приглашенные окажут нам честь. В «кают-компании» мы встретили и Вудворда, которому Чезлвит сообщил о нашем приглашении. Я сыграл по паре партий с тем и с другим, заприметив себе, что они старались «не обижать» меня в мой светлый день.
Когда мы пришли к нам, то угощение и вино были уже на столе и Холмс с гордостью посматривал на нас. Хорошее вино расположило моих гостей к доверительному разговору.
— Как ваши «утюговые» эксперименты? — улыбаясь, спросил Вудворд.
— Да пока ничего определенного они не выявили, — ответил Холмс, — но они не были совсем бесполезными.
— Я вижу, — сказал Вудворд, — у вас возникли некоторые вопросы, которые вы не решаетесь нам задать. Не стесняйтесь, пожалуйста. Я так же, как и Чезлвит, посвящен в секрет вашей истинной миссии. Сколь трудно вам во всем разобраться, я представляю. Секретов, которых нельзя было бы доверить вам, я не вижу, ибо иначе бы вас не просили всем этим заняться.
Холмс был вполне удовлетворен этими словами большого специалиста и попросил его в общих чертах обрисовать то, что так беспокоило Стокса.
— Вы о просветленном стекле? Оно действительно имеет немаловажное значение, и крайне нежелательно, чтобы секрет его изготовления стал бы известен другим. Но я думаю, что выведать его совсем не просто. Надо знать сущность самого парадокса, по которому старое стекло по своим оптическим свойствам превосходит новое. За долгое время поверхность объектива претерпевает изменения. Силикаты с поверхности частично растворяются, оставляя тонкую пленку кремнеземистого скелета. Она и способствует улучшению качества линзы, но ее нет на новых стеклах. Погружением в слабые-кислоты (не буду уточнять — в какие) нам удалось добиться получения таких пленок. В отраженном свете ее можно заметить. Она может быть зеленоватой, синей или даже фиолетовой. Последняя лучше других. Процесс очень сложен. Режимы — температуру, концентрацию надо выдерживать очень точно. Даже зная всю технологию, ее не так-то просто освоить.
— Благодарю вас, сэр Вудворд, — сказал Холмс, — этого для нас вполне достаточно. Теперь относительно триплекса. Его кто-нибудь, кроме вашего завода, поставляет?
— Да, Бирмингемский завод, но его продукция в значительной мере уступает нашей. У нас сейчас, как вы знаете, не очень-то хорошо с этим. Мы предпринимаем изготовление триплекса из стекла другого сорта с зеленоватым оттенком. Это придаст большую светоустойчивость. Ацетилцеллюлоза, которой пользуются бирмингемцы, труднее буреет, чем наш целлулоид (нитроцеллюлоза), но она быстрее теряет свою прочность и перестает быть основой безосколочного стекла. Мы начали изучение поливинилбутираля, который, как мы надеемся, заменит и нитро- и ацетилцеллюлозу, но это исследование у нас пока ориентировочное, к чему оно приведет и когда именно, сказать затруднительно.
Ободренный такой расположенностью наших гостей, я тоже решил задать вопрос и спросил о поразившем наше воображение чуде — фотографии внутри стекла. Я сказал, что, скажи нам кто-нибудь, что такое возможно, мы ему определенно не поверили бы.