Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Ветерок бил в окошко такси и трепал светлую челку Реми. Дурнота постепенно прошла. Реми застыл неподвижно, уронив руки на сиденье, с полуоткрытым ртом… Могила не отыскалась… Собаку раздавили… Он уже не вполне отчетливо осознавал происходящее, но ощущал некую тайную связь между всеми событиями. Не надо, не надо было никуда ходить… Во рту все еще чувствовался отвратительный вкус спиртного. Реми медленно расстегнул ворот рубашки, уловил за окном свежее дыхание Сены. Здесь, возле реки, было прохладнее и как-то просторнее. Да, в деревне, в провинции ему будет лучше; надо отправляться туда как можно скорее и до самого отъезда постараться ни о чем не думать. Реми приподнялся на локте и увидел незнакомый город: за окном сновали прохожие, лентой тянулись лавки букинистов, мелькали парочки, кафе, в которых ровесники Реми о чем-то спорили — весь этот запретный мир, исчезающий словно сон; а чей-то голос все бормотал; «Сам виноват… Сам виноват…» Реми вытер вспотевшие ладони о брюки. И что это ему взбрело в голову? Подумаешь, какой-то пес. Такси затормозило; Реми, услышав, как колеса заскрипели на щебенке, побледнел и выглянул из окна… А вот и дом — большой, погруженный в тишину, с решетчатой оградой. Реми вернулся.

— Ну как, полегче? — спросил таксист.

— Да, спасибо, — буркнул Реми. — Сдачу оставьте себе… Как унизительно расплачиваться, считать мелочь. Реми пока не научился распоряжаться деньгами и не собирался учиться. Он вошел через дверку рядом с воротами — каждый вечер в девять ее запирала Клементина. Во дворе стоял дядин автомобиль, «ситроен», а рядом — большой бежевый «хочкис»: значит, отец уже дома.

В гараже работал Адриен; он поднял глаза, улыбнулся и показал Реми испачканные руки:

— Простите, господин Реми, что у меня такой вид… Ну что, хорошо прогулялись?

— Да, в общем… устал немного.

— Еще бы! С непривычки-то…

Юноша поневоле залюбовался Адриеном: широкие плечи, ладная фигура, как влитые сидят на нем спортивные брюки для верховой езды и краги. Сколько ему? Самое большее тридцать пять. Приятное, добродушное лицо простого человека, которому не нужно решать мучительные проблемы. Реми подошел поближе. Ему и в голову никогда не приходило, что у Адриена может быть какая-то своя жизнь. Ведь он всего-навсего шофер, приложение к машине, часть ее. С ним здоровались не глядя, с ним говорили думая о чем-то другом — так можно было бы говорить перед телефонным аппаратом. Вот она, фамильная спесь Вобрэ! Даже удивительно, что Раймонде удалось снискать их расположение. Реми хотел было сказать Адриену что-нибудь приятное, но не хватило духу оторваться от собственных забот. Как-нибудь потом! А сейчас надо как можно скорее разобраться в своих делах… И Реми отошел, сцепив руки за спиной и ссутулившись. Скажи ему кто, что так он похож на отца, Реми не на шутку рассердился бы. В передней он наткнулся на чемодан. Как? Уже пора ехать? Из гостиной показался дядя, он вытирал платком шею и тяжело дышал.

— А, вот и ты! — обратился он к Реми. — Поторапливайся… Мне надо всех вас отвезти.

— Куда?

— Как куда? В Мен-Ален. Много вещей не набирай — мне не очень-то хочется еле-еле тащиться туда.

— Дядя, вы, кажется, чем-то недовольны?

— Да все из-за твоего отца! Еще одна его дурацкая затея. А ведь я ему говорил, что не надо, все разложил по полочкам… Но мой уважаемый братец, похоже, предпочитает жить своим умом. Ну и прекрасно! Пусть ткнется мордой в стол, если ему так нравится. Но только, чур, без меня.

— А он не поедет с нами?

— Откуда я знаю? Господин Вобрэ изволит капризничать. Твой папенька, Реми, — редкий экземпляр. Он хотел было запретить мне съездить в Тулузу, на встречу с Ришаром, экспертом… Ты, конечно, пока не в курсе всех дел… Впрочем, стиль тебе понятен… А теперь пошевеливайся! Мое дело — доставить в имение всех домочадцев.

— А как же… отец?

— Ох, до чего ты мне надоел… Иди да спроси его сам.

— Да, но я же… я хотел бы на праздник Всех святых быть здесь, в Париже.

Дядя Робер нетерпеливо щелкнул пальцами и проворчал:

— Потом, потом. Вот вернемся из имения — тогда и сходишь на Пер-Лашез… Давай, собирайся, и поживее! Учти: после обеда отправляемся.

Реми поднялся в свою комнату, сел на кровать. На сей раз он почувствовал себя совершенно разбитым. Тем хуже — пусть-ка подождут его. Реми лег навзничь. Значит, все правда, и мама действительно похоронена на кладбище Пер-Лашез. Пусть так, но это еще не самое страшное. Случилось кое-что пострашнее, и намного. Кое-что чудовищное. Реми смежил веки, и перед глазами вновь встала улица…

— Реми?.. Можно к вам?

Как будто Раймонда не привыкла входить к нему без разрешения! Впрочем, она и так вошла. Реми слышал, как она приблизилась к кровати.

— Реми, мальчик мой, что с вами?.. Нам ведь скоро уезжать… Вставайте-ка, лентяй!

Но она тут же иначе, серьезнее и одновременно мягче, спросила:

— Реми, вам плохо? Вас так долго не было! Я уже начала беспокоиться… Ответьте же, что с вами?

Он отвернулся к стене и прошептал:

— Если вам так интересно… Я убил собаку… Ну, теперь вы довольны?

III