Избавление

Добравшись за два дня до сломанного менгира, оказавшегося неровной черной скалой высотой в сотню локтей, отколовшийся кусок которой лежал тут же, она осмотрелась, приглядываясь к нищим, сидящим на сколотом куске, к острогу, поставленному возле священного камня, к постоялому двору и торжищу и свернула к деревне неподалеку. Спешилась, прошлась по улице, переговорила с селянами, а через час уже вела расседланную лошадь под уздцы к торжищу, но вела не рыжеволосой девчонкой, пусть и с укрытыми платком волосами, а ссутулившейся морщинистой бабкой. И ведь и крохи магии не потратила на это преображение. Черное платье, холщевый мешок и старую прялку выменяла на седло, а морщины на собственное лицо раздобыла в ближайшей ложбине. Не зря та же Лиса ползала на коленях с внучкой по берегу степного ручья и втолковывала ей, что колдовство колдовством, а порой куда важнее знать свойства обычных трав или каких-нибудь солей. Взять хотя бы вот эту неприметную травку — если знаючи ее применить, то всякая старушка может на целый день обрести молодую кожу — морщины разгладятся, кожа посветлеет, глаза заблестят.

— А глаза-то отчего заблестят? — не могла понять маленькая Рит.

— От того, что кожа молодая, — смеялась бабка.

— А чего же ты не применяешь эту травку? — допытывалась Рит.

— А я разве так уж и стара? — с искрой в глазах хмурилась бабка. — Да и ни к чему это. Главное, не то, что снаружи, а то, что внутри. Хотя, и от того, что снаружи, то, что внутри, расцвести может. В другом дело, один раз попользуешь эту травку, другой, третий, а на четвертый она уже не схватывает. И хочется, и не можется. Понимаешь?

— А это что за травка? — спрашивала Рит, тыкая пальцем в темно-зеленый куст, напоминающий клевер, но раскинувшийся чуть ли не ладошками соцветий.

— А вот это лучше не трогай без нужды, — предупредила Рит бабка. — Это могильник тенистый. Отравить не отравит, но если попадет сок на ладони, станут ладони на целые три дня как ладони у древней старухи, что сто лет кобылиц доит. А если на лицо — то и лицо морщинами покроется.

— Тоже на три дня? — спросила Рит.

— Как намажешь, — вздохнула бабка. — Только оно тебе нужно? Ни боли, ничего не будет. Через три дня кожа будет моложе и ярче, чем была. Но неужели хочешь побыть и три дня древней старушкой?

— Нет, — испугалась тогда Рит. — И одного часа не хочу!

— Вот и не трогай, — улыбнулась Лиса.

Теперь именно этот могильник тенистый и пригодился. Нет, поначалу Рит просто рассчитывала спуститься к ближайшему ручью и вымазать лицо глиной, разведя ее с водой, но мелькнувшее в овражной тени растение напомнило старый разговор. И вскоре уже Рит ужасалась собственным ладоням и со смутной тревогой ощущала, как начинает провисать кожа на щеках и на скулах. Интересно, что бы сказал принц Хедерлиг, если бы увидел ее такой?

Лошадь на торжище она сторговала быстро. Отдала ее перекупщику за половину цены, набросила на него наговор беспокойства, взвалила прялку, к которой в мешке были примотаны оба меча, на спину, отказалась от помощи довольного, но озирающегося по сторонам торговца и доковыляла до того самого обломка менгира, где и уселась в ряду почти таких же бедолаг. Проследила за тем, как осчастливленный ею торговец, дабы не испытывать судьбу дважды, убрался вместе с выгодной покупкой с торжища. Прислушалась к разговорам соседей по камню. Узнала за полчаса о многом. К примеру о том, что возле этого менгира тоже появлялись эти чудища в белых масках, но их срубили в первую же неделю, хотя и положили в схватке десятерых одалских воинов. И то сказать, у этих белых-то мечи — что твои осколки, так вокруг них роем и вились. А под масками-то обычные лица. Узнала о том, что жатва вроде на исход пошла, хотя ни одного жнеца в одалских городах так и не появилось, зато на севере творится непотребство. Целые селения, говорят, в зверье обращаются, и рыщут по окрестностям, подъедая и всякого путника, и тех, кто опять же во всякие ужасы обратиться не спешит. Но принц Яр — младший из детей славного короля Хашкера — конечно же наведет там порядок. Понятно, что все это зверье однажды вновь очеловечиться может, но уж столько им страшного насотворено, что лучше уж так и сгинуть в зверином обличье…