Избранница звёзд

– У тебя приятный голос. – Ристриэль смотрел на лампу под потолком, как на Луну – будто тосковал по чему-то, до чего не мог дотянуться. В тот миг он удивительно походил на человека.

Я покраснела от похвалы.

– С-спасибо. У нас в семье самой талантливой была моя сестра Идлиси. – Я могла напеть мелодию, но у нее был поистине ангельский голосок.

– Я слышал пение многих смертных, – Ристриэль наконец оторвал взгляд от света, – в разных тонах, стилях, на разных языках. Ты поешь просто и искренне. Твое пение… утешает.

Никто никогда не описывал мой голос таким образом.

– Спасибо.

Внезапно в голове родилась мысль. Я залезла в сумку в поисках ниток, иголки и ткани, затем придвинулась ближе к свету. Выбрав темно-фиолетовую нить, я продела ее в ушко и приступила к работе.

Вышивка всегда помогала мне настроиться на сон. Приносящее удовлетворение занятие позволяло мыслям идти своим чередом, если только я не выполняла особенно сложное изображение. Меня тянуло взяться за иглу с тех пор, как я закончила картину для своей звезды, и вот сейчас буквально руки зачесались. После первого же стежка сразу полегчало. Рисунок выглядел твердым и плотным, прямо как Ристриэль в этот момент. Прямо как нужно. Именно его я хотела изобразить, насколько получится с помощью таких ограниченных материалов. У Ристриэля было множество обличий, однако мне казалось правильным вышить его в виде человека, ибо он обладал соответствующей мудростью, и, по правде говоря, это обличье нравилось мне больше всего.

Я как раз закончила набросок, когда Ристриэль напрягся и встал, затем подошел к выходу из конюшни и вгляделся в тьму. Я отложила работу и последовала за ним.

– Что-то не так?

Он не ответил, поэтому я коснулась его плеча. Вздрогнув, он взглянул на меня и расслабился под слабой тяжестью моих пальцев. В голове появилось сразу несколько грустных вопросов, но он отвлек меня, ответив на единственный, произнесенный вслух:

– Я почувствовал их.

– Тех божков?

Он кивнул.

– Уже отдаляются. Мы в безопасности. И они были не слишком близко, – он помолчал. – За ними следят.

– Кто?

– Подданные Луны.

Мне стало любопытно, что это значит. Божества Луны шпионили за божествами Солнца? Собирались напасть? Однако Ристриэль не выглядел обеспокоенным, поэтому я усмирила свои опасения.

– У тебя весьма чуткие рецепторы, – заметила я.

– Я жил очень далеко, мне пришлось их развить.

Убрав руку с его плеча, я оттянула карман платья, предлагая ему спрятаться там, однако он покачал головой. Видимо, нам в самом деле ничего не угрожало.

– Где, Ристриэль? Где ты жил до нашей встречи?

Он слабо улыбнулся.

– Тебе лучше не знать. Я многим рискнул, чтобы оставить то место позади, – он провел ладонью по необработанной деревянной подпорке. – Выйду на улицу. Им труднее меня найти, когда я бесплотный. И в движении.

Превращение в призрака я еще могла понять, но каким образом расхаживание у сарая лучше? Напротив, скорее ему следовало притаиться.

– Почему в движении?

Он явно с трудом подыскивал приемлемый ответ.

– Таков порядок вещей.

Я сердито фыркнула. Ответ в стиле Солнца. Подцепив пальцем карман платья, спросила:

– Разве не могу я опять тебя спрятать?

Он опустил голову, однако лицо выражало неуверенность.

– Я не хочу, чтобы они наткнулись на тебя вновь. Возникнут подозрения.

Он уверял, что Яр и Шу не причинят мне вреда, хотя я по-прежнему их не боялась. С другой стороны, когда дело касалось небес, Ристриэлю было лучше знать.

С дальнейшими расспросами придется потерпеть до утра.

– Тогда я пойду отдыхать.

Насколько я могла судить, Ристриэль не возвращался в амбар до самого рассвета.

* * *

Мы покинули ферму до пробуждения хозяев и пошли на северо-запад, удаляясь все дальше и дальше от леса, пока деревья не слились в одно большое пятно. После целого дня пути волны холмов начали выравниваться, и вскоре перед нами открылась ровная местность с вкраплениями деревьев, которые и лесом не назовешь. Мы переночевали в поле, я спела Сурриль свою песню, в то время как Ристриэль, прозрачный под лунным светом, обратился в волка и слушал, свернувшись у моих ног. В ту ночь и на следующую я немного поработала над своей новой вышивкой, стежки выходили столь мелкими в попытке передать замысловатую игру света и тьмы, которую являл собой мой провожатый, что игла грозилась порвать ткань – ее пришлось обрезать дважды, поскольку она начала желтеть по краям. Видимо, переход с небес на Землю дался ей не столь легко, как мне.

– Почему ты творишь таким образом? – на второй вечер спросил волк. Я сочла его спящим, однако, разумеется, Ристриэль не нуждался во сне, в отличие от меня. Усталость давила на веки, тем не менее, хотелось закончить с фиолетовыми бликами перед отходом ко сну.

Рука замерла, и я окинула вышивку взглядом.

– Это искусство.

Волк склонил голову с таким видом, будто столь очевидный ответ его оскорбил.

– Но почему нити? Почему не скульптура, живопись, рассказы?

Я улыбнулась.

– Нити гораздо легче носить с собой.

– Рассказы вовсе не тяжелые.

Усмехнувшись, я сделала еще один стежок в ткани.