Избранное

Но не поверим мы наверняка,что после смерти, чуждые прикрас,и ненависть, и темная тоска,и смертный ужас остаются в нас,как в пышном саркофаге в груде блях,стекляшек, лент, браслетов, изваянийбожков, почти истлевших одеянийнеспешно растворяющийся прах,что сгинет в равнодушных к нашим мукамбезвестных ртах. Чьей волей и когдаим вменена забота роковая?

В их прорву по старинным виадукамтекла когда-то вечная вода —она, как встарь, течет, не иссякая.

Лебедь

Муку одоленья неизвестнойтемной дали можно разгадатьв поступи его тяжеловесной;как и умиранье — отрешеньеот опоры, что могла держать —да! — в его испуганном сниженьена воду; но вот, тиха от счастья,

просияла и, полна участья,развела круги поверхность вод;он же, лебедь, непреклонно-правый,зрелый и спокойно-величавый,снизойдя к ней, медленно плывет.

Детство

Настал черед подумать самомуо времени, и долгом и растратном, —о пополудне детства невозвратном,куда заказан путь, — а почему?Оно еще аукнется, быть может,

в дождливый день — как выплывет из сна;нигде, как там, жизнь встреч своих не множит,и тороплива, и устремлена,там ты среди животных и вещейкак равный жил, случаен и беспечен;там самый малый миг очеловечени переполнен сущностью своей.И, как пастух, безмерно одинок,когда тебя перегружают дали,себя сквозь годы ты по зову влек:тебя, как нитку новую, вдевали

в чреду картин, где ты очнулся в срок,но быть самим собой уже не мог.

Поэт

Ты пронесся, мой час безвестный.Больно ранил меня крылом.Что мне делать с собственной песней,с этой ночью и с этим днем?Нет возлюбленной у меня,ни дома, ни отчего края.Я вещам себя раздаряю;приглядись: в каждой вещи — я.

Кружево