Избранное

Мы ничего не знаем про уход:он неисповедим. Что за нуждасмерть ненавидеть и, наоборот,влюбляться в смерть, чью маску навсегданаш трагедийный ужас исказил.Мы все играем — и слепой и зрячий, —пока мы озабочены удачей,и смерть играет тоже — в меру сил.Когда же ты ушла, из леденящейщели на сцену лег и не исчеззнак истины: свет солнца настоящий,луг настоящий, настоящий лес.А мы играем дальше. Каждый раз

твердим, жестикулируя, свое;и лишь когда, сокрытое от нас,изъятое из пьесы бытиена нас нахлынет страшным откровеньем,что там, внизу, действительность иная,тогда мы жизнь играем с упоеньем,о шумных похвалах не помышляя.

Голубая гортензия

Как в тигле пятна темперы зеленой,сухие листья матово-темны;увы, в соцветьях нет голубизны,в них только свет, неверно отраженный.Но и его, заплаканно-бледны,утрачивают тихо бедолаги —

под стать почтовой выцветшей бумагев прожилках синевы и желтизны;похоже, все не раз, не два стиралось,как детский фартук, к ветхости пришло —и краткой жизни чувствуется малость.Но вдруг в бутоне, как новорожденном,зажегся свет — и нежно и светлоликует голубое на зеленом!

Перед летним дождем

Вдруг в парке что-то (я не знаю что)из полноцветной зелени изъяли;и чувствуешь, как движется из далион к самым окнам и молчит. Зато

в лесу зуек свистит с остервененьем;и вспоминается Иероним,столь полон одиночеством и рвеньемкрик птицы — даже ливнем проливнымуслышан он. Ряды картин, зеркали стены деликатно отступают,не смея слышать шепот наш смущенный.Поблекшие обои отражаютсвет предвечерний, неопределенный —он в детстве нас, как помнится, пугал.

В зале

Они вокруг, торжественны, как тост,в жабо, и пелеринах, и плащах,как ночь, вокруг пожалованных звезд

темнеет беспощадность, и хрупкаосанка дам, закутанных в шелка,и величава; томная рукане шире, чем ошейник на болонке;они вокруг, и я, и ты, в сторонкеглазею на виньетки на гербах,на вещи, где их подпись иль печать.Они учтиво нам дают понять,сколь разны мы: цвести — вот их желанье —и быть красивыми; но, в свой черед,мы жаждем скрытности и созреванья,и жизнь свою растить в себе, как плод.

Последний вечер