Читаем Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории полностью

Несмотря на то, что имя Ф. Шмита советские искусствоведы вспомнили уже в начале 70-х годов, многие разделы его теории остались не прокомментированы. Считается, что открытие Ф. И. Шмита началось в 70-е годы, когда ленинградские ученые (сначала А. В. Банк и Л. Новожилова3, затем профессор М. С. Каган и его ученица Н. Ушакова) обратились к наследию забытого искусствоведа4. В 1977 г. Н. Ушакова в своей кандидатской по эстетике (20-е годы) начала процесс научной реабилитации Ф. И. Шмита.

За почти 40-летний период изучения творческого наследия Ф. Шмита появилось около трех десятков исследований, которые уже сами могут стать предметом историографического анализа. В трудах советских ученых Ф. Шмита последовательно «открывали» как византиниста5, затем как теоретика эстетики6, философа искусства7

, теоретика искусства и истории художественной культуры8, музеолога9. Неопубликованные произведения и переписка ученого, сохранившаяся в семейном архиве и архивах Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Харькова, Ташкента, впервые были собраны и представлены в биографической рукописи его дочери – Павлы Федоровны Шмит
10. Собрав свидетельства жизни своего отца в одной рукописи, в которую вошли не только документы, переписка, но устные воспоминания учеников и коллег, П. Ф. Шмит совершила беспримерный подвиг ради восстановления доброго имени своего отца и реабилитации его научного наследия. Однако при оценке значимости этого источника необходимо учитывать, что воспоминания дочери были написаны в начале 1970-х годов. Главный пафос рукописи состоял в доказательстве того, что Федор Иванович сумел стать советским человеком по убеждению, почти приблизился к марксизму в теории. В современной реальности аргументы, доказывающие правильную «социализацию» Ф. Шмита, уже утратили научный смысл.

В конце 1990-х годов было сделано археографическое описание рукописного наследия Ф. Шмита, хранящегося в Петербургских архивах11. Новым шагом на пути «открытия» наследия «не до конца забытого» теоретика искусства стала первая публикация статьи Ф. Шмита о Кондакове12

в 2010 г. Комментарии к статье представил академик Г. И. Вздорнов. Сам факт публикации статьи Ф. Шмита 1933 г. заслуживает внимания историографов отечественного искусствознания, византинистов-искусствоведов. Однако комментарии Г. И. Вздорнова вызывают некоторые вопросы. Во-первых, в комментариях не прописана актуальность публикации. Статья Ф. И. Шмита была известна Г. И. Вздорнову уже более 30 лет. Резонно возникает вопрос: что помешало издать рукопись Ф. Шмита раньше, уже 20 или 5, 10 лет назад? Во-вторых, вызывает возражение утверждение Г. И. Вздорнова о том, что «за прошедшую четверть века никто из византинистов и новейших биографов Н. П. Кондакова не обращался к рукописи Ф. И. Шмита, что не может не удивлять, поскольку речь идет о двух выдающихся ученых»13. Это не совсем так: обращения к этой статье Ф. Шмита были. Достаточно назвать короткое, но весьма многозначительное замечание, принадлежащее Е. Ю. Басаргиной, которое Г. И. Вздорнов по каким-то непонятным причинам проигнорировал.

Еще в 1999 г. Е. Ю. Басаргиной была брошена реплика о мотивах, побудивших Ф. И. Шмита к написанию статьи о мэтре русского византиноведения – Н. П. Кондакове, образ которого был почти канонизирован в истории отечественной науки. Е. Ю. Басаргина расценивала этот шаг со стороны Ф. Шмита как «попытку реабилитировать себя в глазах властей, поправ имя почтенного ученого»14.

Следует признать, что публикация текста статьи о Кондакове, осуществленная Г. И. Вздорновым, в значительной степени позволяет снять «обвинения» подобного рода в адрес ученого. Содержание статьи Ф. Шмита предоставляет возможность вдумчивому читателю самому разобраться и составить собственное мнение о гражданской позиции ученого и мотивах написания статьи. У каждого исследователя может возникнуть своя версия интерпретации изложенных фактов. Для того чтобы приблизиться к воссозданию правдивой истории взаимоотношений Н. Кондакова – Ф. Шмита, потребуется немало терпения. Содержание статьи Ф. Шмита в значительной степени облегчает эту задачу. Но ограничиться только знакомством с этими материалами не достаточно, для того чтобы понять глубину и принципиальный характер разногласий двух ученых. Надо знать весь контекст истории развития искусствознания того времени. Публикация статьи может стать поводом для проведения специального исследования по истории несостоявшейся дискуссии между Н. Кондаковым и Ф. Шмитом15.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее