Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Однако вновь открывшиеся факты свидетельствуют, что создание «историографического образа» этого учреждения, сыгравшего значительную роль в истории отечественного искусствознания и становлении советской интеллектуальной элиты, еще не завершено²⁶. В последние годы вышло большое количество мемуарной литературы о ГИИИ²⁷, в которой встречаются самые разные отклики о деятельности Ф. Шмита. В этой связи невозможно обойти вниманием воспоминания Н. М. Толмачевской «Мой путь в искусстве»²⁸

. Хронологически известные события из жизни Ф. И. Шмита совпадают с фактами, указанными Н. М. Толмачевской. Но какова действительная роль Н. М. Толмачевской в организации выставки в Германии 1926 г., и чем была обусловлена линия поведения Ф. Шмита, как директора ГИИИ, сейчас вряд ли удастся объективно установить. Нужны дополнительные свидетельства для верификации мемуаров. Да это и не главное в деле восстановления научного имени Ф. Шмита.

Несмотря на такое количество вновь появившихся свидетельств, в истории этого института пока сохраняются пробелы и нестыковки, которые, на наш взгляд, по силам заполнить и переосмыслить только кропотливому исследователю²⁹. Как нам стало известно, с 2000 г. филолог Ксения Андреевна Купман ведет в Санкт-Петербурге архивные изыскания для монографии «История Словесного отделения Института истории искусств» при поддержке Американского совета научных сообществ (American Council of Learned Societies). К. А. Купман удалось установить, что часть документов ГИИИ была фальсифицирована уже во второй половине 1920-х годов.

Если в осмыслении общей теоретической концепции развития искусства Ф. Шмита сделано уже очень много, то его вклад в исследование детского творчества³⁰ пока еще не получил достойного признания. В наше время продолжается осмысление Шмитовского подхода к изучению детских рисунков. Так, современная исследовательница О. Л. Некрасова-Каратеева рассматривает это направление поисков Ф. Шмита в одном ряду с трудами известных европейских специалистов по психологии детского художественного мышления конца XIX – начала XX в., таких, как К. Риччи, 3. Левинштейн, Г. Кершенштейнер, Ж. Люкэ, Ж. Рум, К. Бюлль. Новации Ф. Шмита проанализированы автором диссертации не только в контексте экспериментальных разработок Ю. Н. Болдырева, А. В. Бакушинского, Н. А. Рыбникова, но и теоретических поисков художников В. В. Кандинского и В. А. Фаворского. Интерес к изучению родовых связей между детским рисованием и психогенетической природой искусства, как отмечено автором диссертации, проявил и знаменитый психиатр – В. М. Бехтерев³¹

.

Следует заметить в этой связи, что в историографии пока не получил достойной оценки опыт Ф. Шмита в области методики преподавании истории античного искусства школьникам, которая, на наш взгляд, не потеряла своего прикладного значения и может найти применение в современном учебном процессе. Практически неизвестной остается разработанная Ф. Шмитом методика обучения детей истории искусства в школе.

Новую историографическую традицию по осмыслению наследия и деятельности Ф. Шмита в Харькове и Киеве представляют современные украинские искусствоведы и историки.

Активное освоение многопланового наследия ученого было начато еще в советское время: в Харькове 1987 г. была проведена конференция, посвященная 110-летию со дня рождения Ф. Шмита. На конференцию были приглашены потомки Ф. И. Шмита: его дочь – Павла Федоровна, московские племянники³²

.

Современные украинские историографы высоко оценивают вклад Ф. Шмита в развитие национального византиноведения³³ и искусствознания³⁴. Одними из первых харьковские историографы³⁵

обозначили новое направление в изучении персоналии Ф. Шмита: тему его научной школы³⁶. Географические истоки такой проблематики имеют серьезные основания, поскольку именно в украинский период – Харькове и Киеве у Ф. Шмита формируется круг учеников и последователей.

Эпизодически интерес к творческому наследию Ф. Шмита, возникший еще в советское время³⁷, проявляется и в современной узбекской историографии. Признаются заслуги Ф. Шмита в изучение среднеазиатского искусства³⁸, наряду с другими ссыльными русскими интеллигентами 1930-х гг.

Наследие Ф. Шмита многогранно, и не все компоненты его творчества изучены в настоящее время одинаково. Пока остаются без внимания его концепция русского искусства, исследования по филогенезу художественно-изобразительного мышления детей, не получил достойной оценки его вклад в дело по сохранению культурного наследия. Не осмыслен интересный опыт Ф. Шмита по развитию новой модели искусствоведческого образования³⁹.