Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

В следующем письме поясняет: «Я желаю только понять ход развития европейского искусства, уяснить чрезвычайно важный византийский период, установить в нем зачатки Возрождения, связать Возрождение с Антикой, Флоренцию с Афинами. Только выяснив историю искусства вообще, можно смотреть на отдельные периоды научно…»⁵⁹. Одновременно молодой ученый испытывал страх и трепет перед византинистикой, к освоению которой, как он полагал, был совершенно не подготовлен. Эти опасения были не беспочвенны, поскольку византиноведение считается одним из сложнейших разделов исторической науки⁶⁰.

С мая 1901 г. по июнь 1904 г. Ф. Шмит был профессорским стипендиатом Ф. Успенского. С самого начала Ф. Успенский бросил Ф. Шмита «в омут византиноведения», заняв позицию наблюдателя на берегу: выплывет ли ученик, обремененный таким сложным заданием. Ф. Успенский не предложил, а буквально навязал Ф. Шмиту тему о Кахриэ-Джами. Надо сказать, что мозаики Кахриэ-Джами принадлежат к числу самых известных шедевров византийского искусства XIV в. Происхождение особого художественного стиля Кахриэ-Джами являются предметом дискуссий на протяжении уже полутора столетий⁶¹. В письме к Прахову Ф. Шмит писал, что Ф. Успенский предоставил ему полную свободу действий, но эта свобода имела обратную сторону: «Скверно то, что мои интересы, мои задачи тут не разделяются никем: некому меня контролировать, навязывать чуждые мне работы, но не у кого также и совета спросить, справку навести. И Ф. И. Успенский и оба секретаря – Р. X. Липер и Б. А. Панченко – книжники, историки, которые никогда ни византийским, ни каким бы то ни было другим искусством не занимались»⁶². Работа о Кахриэ-Джами стала для молодого ученого трудным испытанием, но результаты исследований, предвосхитившие первоначальные ожидания, сделали ему имя в науке. С момента публикации книги о Кахриэ-Джами в 1906 г. Ф. Шмит прочно занял почетное место в мировом византиноведении.

В 1904–1908 гг. Шмит преподавал древние языки в Петергофской гимназии имени императора Александра II. В 1904 г. произошло знаменательное событие в жизни Ф. Шмита: он женился на Павле Станиславовне Шпер. Брак был удачным и по взаимной любви. Через три года в семье родилась дочь Павла – будущий летописец жизни своего отца, а в 1910 г. – сын Валерий.

14 июля 1908 г. Ф. Шмит был назначен ученым секретарем Российского археологического института в Константинополе (РАИВК)⁶³ и переехал вместе с семьей в Константинополь, где к этому времени жила целая диаспора русской интеллигенции, для обслуживания которой была открыта русская школа и больница.

В марте 1909 г. Ф. Шмит выезжал в Петербург для защиты магистерской диссертации, которая была посвящена византийским мозаикам мечети Кахриэ-Джами. Оппонентами были: Д. В. Айналов и В. В. Формаковский. В 1905 г., посылая из Константинополя в Петербург последние части диссертации, Ф. Шмит был уверен в поддержке: «на факультете ни Ф. А. Браун, ни С. А. Жебелев меня в обиду не дадут»⁶⁴. Многие из мэтров российской науки благосклонно относились к Ф. Шмиту, когда он был еще начинающим ученым, и это его окрыляло. В одном из своих писем 1908 г. Шмит писал: «Судя по всем появившимся до сих пор рецензиям, по заявлению С. Жебелева и по большой любезности Айналова, исход защиты не подлежит сомнению»

⁶⁵.

Ф. И. Шмит, по наивности не замечал или старался не замечать, как настороженно следили за его успехами представители старшего поколения: Д. В. Айналов, С. А. Жебелев, В. В. Формаковский и другие. Многие русские византинисты, в том числе и Ф. И. Успенский и Айналов и Жебелев и другие, были «русофилами» по своим взглядам, а Н. П. Кондаков был известен своей «германофобией». Настроения эти усилились в среде русской профессуры во время Первой мировой войны. Русофильский клан российских ученых сильно недолюбливал немцев, считал их выскочками и «колонизаторами» русской науки и образования⁶⁶. Если отношение Д. В. Айналова к Ф. Шмиту менялось, по мере того как становились очевидны успехи Ф. Шмита в науке (уже в 1903 году Айналов писал о Шмите более благосклонно: «Немец из Археологического института в Константинополе Шмит, которого, говорят, можно было бы взять»⁶⁷

, то С. А. Жебелев своего отношения к Ф. Шмиту не изменил и в 1925 г.⁶⁸.

Важным событием в этот период жизни стало участие в конгрессе востоковедов, который проходил в Афинах в марте 1912 г. Здесь он познакомился с прославленными европейскими византинистами: Боллем, Хайзенбергом⁶⁹, слушал доклад Шарля Диля.

Константинопольский период стал для Ф. Шмита первым этапом его профессионального становления как искусствоведа-византиниста. За это время Ф. Шмит установил контакты со многими зарубежными учеными, приобрел известность публикацией серии статей по византийской проблематике в европейских журналах. Участие молодого ученого в научных форумах, поездки по Италии, Греции, Болгарии, Сирии расширили его научные горизонты⁷⁰.