Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

От Карла X, погубившего себя и легитимную монархию во Франции тем, что пошел на нарушение Хартии 1814 года, царь незаметно перешел к теме, которая больше всего интересовала Ле Фло – к вопросу о дипломатическом признании Французской Республики. «Превыше всего, – подчеркнул Николай Павлович, – следует ставить взятые на себя обязательства. Конституционные короли должны уважать подписанные ими конституции; правительства обязаны исполнять условия договоров. Для меня не составит никакого затруднения официально признать [Французскую] Республику, если она даст серьезные гарантии своего намерения уважать подписанные договора. Я ожидаю этого от вашего Президента»[290].

Последние слова содержали в себе ключ к пониманию позиции Николая I в вопросе о признании Французской Республики. Главное, что интересовало русского императора, – это готовность нового правительства Франции гарантировать, как это делали режим Реставрации и Июльская монархия Луи Филиппа, уважение так называемой «Венской системы» международных отношений, установленной после падения наполеоновской империи. Конкретно для Франции речь шла о неукоснительном выполнении условий Парижского мира 1815 г., определившего ее территорию в границах 1790 года.

Если бы на президентских выборах победил Кавеньяк, Николай Павлович был бы более спокоен на этот счет и не стал бы затягивать дело с признанием его правительства. Но вот президент, носящий фамилию Бонапарт, вызывал у государя серьезные опасения. Императора беспокоило многое – и родство с великим возмутителем Европы, и «романтическая» биография самого Луи Наполеона – его участие в заговорах и мятежах, нелады с законом, непонятная близость с республиканцами и даже с социалистами, а главное – неосведомленность о его дальнейших намерениях. А что, если он вынашивает планы восстановления империи и мечтает пойти по пути своего дяди?.. Это означало бы смертельную угрозу для спокойствия Европы, установленного стараниями держав Священного союза.

В любом случае, как полагал Николай I, следовало сначала присмотреться к младшему Бонапарту, к его поведению и действиям на посту президента республики, а уже потом принимать решение – признавать или нет его правительство.

Киселев чувствовал настроение императора и старался соответственно выстраивать свое поведение в Париже. Когда он получил официальное приглашение на новогодний прием в Елисейский дворец, ставший резиденцией принца-президента, то оказался единственным из дипломатического корпуса, кто не явился туда, сославшись на благовидный предлог. На его депеше от 19/31 декабря 1848 года, где упоминался этот эпизод, Николай I собственноручно начертал: «Bien fait. (Хорошо сделал)»[291].

Правда, несколько дней спустя, русский дипломат, желая развеять неблагоприятное впечатление, произведенное его отказом явиться на новогодний прием, обратился к принцу-президенту с просьбой принять его отдельно. Луи Наполеон пошел навстречу и 5 января 1849 года принял Киселева, с которым имел непринужденную беседу обо всем… кроме политики. В донесении, составленном об этой встрече, Киселев, явно желая угодить своему государю, дал весьма негативную и весьма далекую от истины характеристику президенту Бонапарту. «Вообще в его персоне нет ничего неприятного, но в ней нет и ничего выдающегося или умного… – писал Киселев. – Это бедный малый, который, кажется, не только не создан для больших дел, но и для дел немного выше обыкновенных, ибо его ум лишен полета, а спокойствия и хладнокровия, которыми он наделен, явно недостаточно для сильного характера»[292]

.

В последующих донесениях Киселев сообщал о поглощенности нового правительства сугубо внутренними проблемами, о нарастающем напряжении в отношениях между ним и парламентом, о серьезных финансовых трудностях, побуждающих принца-президента пускать в ход личные средства для того, чтобы выплачивать жалование хотя бы своим ближайшим сотрудникам. Киселев говорил о неопытности Луи Наполеона в делах большой политики, а также об интригах в его окружении. При этом русский дипломат отмечал желание принца-президента наладить хорошие отношения с императором Николаем I.

Невысокое и, как очень скоро станет ясно – несправедливое, мнение о личности Луи Наполеона, высказанное Киселевым в угоду государю, удивительным образом сочеталось в его депешах с реалистичными оценками перспектив политического развития Франции. В феврале 1849 года Киселев впервые говорит о возможности антиреспубликанского государственного переворота и восстановлении империи. Более того, он позволил себе высказаться в том духе, что империя была бы выгоднее для интересов России, нежели нестабильная и непредсказуемая республика. «Не было бы предпочтительнее для утверждения принципов порядка и дискредитации демократических идей в Европе, – писал он, – если бы во Франции вновь установился императорский режим вместо того, который вот уже в течение года… демонстрирует беспорядки и анархию, причиняющие страдания всему миру?»[293].